Александр Красницкий: Красное Солнышко

– Ой, Варяжко, да что же мне делать-то? – уже совсем испуганно воскликнул малодушный князь.

– А вот что: не ходи ты, княже, к Владимиру. Пойдешь – тут тебе погибель.

– Куда же идти-то мне?

– Как куда! Ночи темные. Новгородцы Родни почти что не стерегут. Сядем на коней да к печенегам. Их только кликни – они все соберутся да придут, и за тебя же постоят.

– Ой, нет, Варяжко, нет. Не по сердцу мне совет твой, – замахал на него руками Ярополк, – идти к печенегам, бежать такую даль. Поди, погоня будет, лошади у нас плохие, погоня настигнет, и убьют меня, а то еще печенеги не примут. Ведь они отца-то моего, князя Святослава, помнят и из-за него на меня злобятся. Нет, Варяжко, не хочу я идти к печенегам.

– Воля твоя, княже, – печально проговорил Варяжко и с тяжелым вздохом опустил голову на грудь.

– И ты тоже, – с деланным негодованием накинулся на него Блуд, – ишь ведь, какие вы на советы: к печенегам бежать! Да если князь пойдет к печенегам, так Владимир еще пуще разгневается, и тогда он него никакой пощады ждать нельзя! Тут-то, ежели поговорить с ним хорошо, так и умилостивить можно, а уж тогда никакие просьбы не помогут. И потом, мне так сдается. Слушай-ка, княже. Ведь Нонне неспроста ушел к Владимиру. Имел я с ним беседу, сегодня имел; видимо дело, после нашей беседы он в бега ударился. А в беседе той арконец проговорился, будто уйдет он и разведает, как Владимир, на мир с тобой склонен ли. Он сам Владимира-то знает, как тот еще в Арконе был, на Рюгене. С тех пор они знакомцами стали. И вот еще Нонне вспоминал, что он Владимиру и дружины варяжские подбирал, так что, ежели они теперь сойдутся, Владимир от него скрытничать не станет, все, что на душе, перед ним выложит, а Нонне потом со мной перенесется. И как разузнаем мы, склонен Владимир к миру, али нет, тогда и порешим. Вот что я думаю. Кто его знает, новгородского князя-то. Может быть, он одного почету только желает, а враждовать с тобой и не думает, тогда что же? И челом тебе ему бить не придется, сойдетесь вы, обнимитесь, как братья милые, и никакой распри между вами не будет.

– Ой, княже, не ходи к Владимиру, погибель там твоя, – глухо произнес Варяжко, склонив голову.

Ярополк опять так и замахал на него руками.

– Оставь, Варяжко, оставь. Напрасно я твоего совета спросил. Ежели мечом управляться, так ты, пожалуй, и Зыбате не уступишь, а совет подавать не твое дело. Вон Блуд все рассудил, и склоняюсь я на его слова. Ежели уж и к печенегам идти, так после того, как узнаем, что Владимир о мире думает. Ведь к печенегам мы всегда уйти успеем, а только зачем, ежели мир между нами будет? А я верю, что Нонне не бросил меня, что ежели он ушел, так добра мне желаючи. Иди, Варяжко, иди. Ой, Блуд, и лихо же нам здесь, в Родне: голодно, беда, и попировать нечем, хоть бы мир скорее!

– Так как же, княже, решаешь: к печенегам? – вкрадчиво спросил Блуд, перебивая Ярополка, – или по-моему поступишь? Мне твое решение знать надобно. Может, на утро от Нонне вести придут, так я думаю, твое дело, княже, вершить. Может, Владимир себе Киева потребует. Ведь если на мир идти придется, так и Киев ему уступить надобно. Как ты, княже?

– А что мне Киев, – досадливо махнул рукой Ярополк, – не в одном Киеве жить можно, да еще как жить-то! Да будет по совету твоему: возьму, что брат мне уступит.

– Княже, опомнись! – уже не своим голосом вскрикнул Варяжко, забываясь. – Не ходи к Владимиру, погибнешь.

– Иди вон, Варяжко, – рассердился Ярополк, – видеть тебя не хочу! Попал князь в беду, так и вы все по-своему его хотите заставить делать. Не будет того! Я князь – моя воля! Как решаю, так и будет. Иди вон! А ты, Блуд, останься, ты мне еще посоветуешь, как лучше с братом встретиться.

На глазах Варяжко от сознания незаслуженной обиды проступили слезы, но он видел, что все его дальнейшие уговоры будут бесполезны, и вышел.

В это время Зыбата, задумчивый и страдавший сердцем за изнемогших товарищей, возвращался уже к новгородскому стану.

Его пропускали так же свободно и обратно; ночь между тем уже быстро близилась к свету, край с востока алел предрассветной полоской.

«Что же это такое, – думал Зыбата, – или впрямь сбывается над этими людьми судьба? Кто знает ее неисповедимые пути? Владимир сказал, что он испытывает ее; и хочется думать, что она стоит за смелого сына Малуши. Но что же тогда? Если так, то следует покориться ее велениям и предоставить несчастного Ярополка своей участи. Что ж, пусть сбывается, что предрешено, но жаль, бесконечно жаль князя».