Людмила Шаховская - Набег этрусков

– Самнит, разбей, раздроби голову этруску!.. – кричали некоторые из зрителей, на том основании, что матерью Виргиния была этрурианка из родни Тарквиния.

Разгоряченные винными возлияниями царской тризны, эти зрители, бывшие из числа отъявленных противников Руфа, видевшие в его внуке, по материнскому происхождению, этруска и оттого ненавидевшие, как и Тарквиния со всею роднёю, они в эти минуты забыли, что Виргиний, по отцу и деду, кровный римлянин, свободный, благородный, сенаторского звания юноша, тогда как Арпин – невольник, незаконного происхождения сын Скавра от пленной самнитки.

Эти сторонники великого понтифекса толкали Арпина к раненому, своими руками заносили в его руке секиру над внуком Фламина, забыв, что тот был бы безусловно казнен, если бы это сделал.

Арпин не в силах был противиться толпе, ошеломленный случившимся, уставший в бою. Туман застилал его взоры, голова кружилась; мысли путались; он видел и слышал все происходящее, точно во сне, – нечто дикое, невероятное, свойственное только той полукультурной эпохе.

Доселе скрытая, сдержанная могучею силою воли римского духа ненависть между двумя жрецами, из которых один был в родстве с самнитами, другой с этрусками, племенами, враждебными и Риму и между собою, – эта ненависть сторонников понтифекса Скавра и Фламина Руфа, теперь, под влиянием выпитого вина и зрелища борьбы, прорвалась наружу всесокрушающим ураганом страстей горячих людей, долго крепившихся от выражения своих мнений.

Руф и Скавр молчали, угрюмо насупившись; преклонный возраст сдерживал их порывы, тогда как их приверженцы готовились к кровавой многолюдной схватке на садовой луговине уже не ради чествования тени умершего, а для прославления своих покровителей, patres, глав рода, какими были Руф и Скавр, каждый для своих ближних.

Про смерть Арунса все даже забыли. Толпа шла на толпу; одни подбивали Арпина убить его друга Виргиния, а другие защищали того, грозя убить раба, победившего патриция, нанесшего этим позор роду Виргиния Руфа старшего.

Великий понтифекс Эмилий Скавр бледный, дрожащий, с трудом протеснился сквозь пьяную ватагу, вырвал из руки Арпина секиру, задыхаясь старческою грудью от волнения, и произнес хриплым голосом:

– Арпин!.. Сын мой!.. Что ты сделал!.. Лютая казнь грозит тебе немедленно от родни Руфа по праву кровомщения. Беги!.. Беги!.. Ведь ты убил его зятя Вулкация.

Толпа чуть не подравшихся римлян оторопела, услышав вырвавшееся признанье верховного жреца, что Арпин – его сын от любимой рабыни, – хоть это и знали все давно.

Никто не смел задержать невольника, которого обнимал с плачем верховный жрец, и в толпе раздались даже сочувственные возгласы, сбивавшие Арпина с последнего толка.

Случайное, совершенно не преднамеренное убийство, тем не менее, страшное дело, хоть и не считается по преступлению равным умышленному. Об этом, обыкновенно, долго толкуют, ужасаются, но находятся люди, которые принимаются взвешивать разные мелкие стороны события, и наконец, все сваливают на судьбу.

Язычники еще полукультурной эпохи, римляне имели на все такое своеобразный взгляд: у одних симпатичный юный Арпин, имевший в своем характере все начатки доблести духа, слишком ярко затмевал задорного, пьяного Вулкация, развратившего собственного сына: другие держались тут партийного взгляда фамильной вражды Скавра с Руфом.

– Что Вулкаций?.. Что?.. – раздавались возгласы со всех сторон.

– Так ему и надо!.. – слышались ответы. – Уж очень неосторожно совался к борцам!..

– Вот и поплатился за любопытство, попался под топор!..

– Хорошо еще, что не внук Руфа хватил-то его!.. Дядю-то своего...

– Ай, да Арпин!.. Как он его ловко шаркнул!.. Наметить нарочно нельзя лучше этого.

– И не прямо, заметь, а назад, через себя, через свою голову!..

– Весь череп раскроен на совершенно равные половинки, точно яблоко.

– А Руф-то настолько вот от него был, тут же.

Под этот говор никто не приметил, как фламин, покинув своих двух внуков, – раненого Виргиния и рыдающего об отце Марка, – отправился торопливо домой приготовлять комнаты и делать разные другие распоряжения для приема тела убитого зятя, приказав мимоходом слуге известить Виргиния, чтобы он, когда перевяжет свою рану и отдохнет, отправляясь в деревню, куда командирован дедом раньше, непременно заехал домой, за новыми инструкциями, так как будут неожиданные похороны, – Виргиний должен лично отобрать в деревне вино, скот, фрукты, масло и мн. др. нужное к пиру тризны.