Ирина Звонок-Сантандер - Ночи Калигулы. Восхождение к власти

— Славься, сын Германика! — раздавались крики.

Носилки установили у погребального костра, приготовленного из веток сосны и кипариса. На Форуме пронзительно пахло хвоей и сосновой смолой, пропитавшей ветки.

Калигула поднялся на ростральную трибуну. Тёплый апрельский ветер развевал рыжие кудри. Он не был грустен. Да и не старался напустить на лицо выражение скорби. Гай видел, что никто не оплакивал Тиберия. Только наёмные плакальщицы — потому, что им за это уплачено.

— Тиберий Юлий Цезарь, принцепс и император, скончался! — торжественно начал он. — Почти двадцать три года правил он империей. Он покорил Иллирик и Паннонию. В правление Тиберия Германик, мой отец, сильной рукой принудил к повиновению варварские германские племена. И, мстя за гибель легионов Квинтилия Вара, пленил варварских вождей. Тиберий Цезарь был мудрым правителем… — Гай запнулся, разглядев угрюмые лица слушателей.

— …Но добродетели его потускнели, соседствуя с ошибками! — закончил он. Гул одобрения пронёсся по переполненному Форуму. — Ошибки Тиберия я постараюсь исправить, если волею богов стану принцепсом. Несправедливость — заглажу. То хорошее, что было в предыдущем правлении, сохраню и приумножу!

Звонкий голос Калигулы потонул в шуме толпы.

— Слава Гаю Цезарю! — раздавались крики.

— Ты — наш принцепс и император!

Краем глаза Калигула посмотрел на Юлию Друзиллу. Она, как и все, была взволнована до слез. Друзилла оставила руку мужа, на которую прежде опиралась, и подалась вперёд. Зеленые глаза влажно сияли, обратившись к любимому брату.

«Любовь моя! — зачарованно подумал Калигула. — Теперь все изменится! Нам незачем больше прятаться. Отныне я — божественный император, а ты — моя богиня!»

Гай сошёл вниз. Ноги его, вместо патрицианских башмаков или удобных сандалий, были обуты в солдатские калиги. Старые легионеры, служившие некогда в войсках Германика, умилённо всхлипывали, видя Гая Цезаря в той же обуви, которую носили они.

— Слава Цезарю Калигуле! — возбуждённо кричали солдаты, сразу вспомнив прозвище, которое много лет назад дали мальчику, растущему в военных лагерях.

— Слава Цезарю Калигуле! — неистово подхватила толпа.

Калигула подошёл к траурным носилкам, которые, соблюдая необходимые предосторожности, либитинарии взгромоздили на погребальный костёр. Гай смотрел не на восковую маску, повторяющую черты лица покойника, а на триумфальную тунику, причудливо расшитую узором из пальмовых ветвей. На руки, сложенные на груди и уже подёрнутые тлением.

В маске, напротив рта, имелось отверстие, формою напоминающее узкий продолговатый овал. Посреди тишины, охватившей Форум, Гай просунул в отверстие сестерций. Пальцы неприятно коснулись мягких, холодных губ мертвеца. Этой монетой, на которой отчеканен его собственный лик, Тиберий заплатит лодочнику Харону за перевоз в царство теней.

Отвернувшись от покойника, Калигула уткнулся лицом в левую руку, приподнятую и согнутую в локте. И замер в позе, которую принимают актёры, когда изображают на подмостках скорбь. Можжевёловый факел, горящий в правой руке, коснулся кипарисовых ветвей. Затрещала горючая смола. Пламя охватило костёр и носилки, установленные на нем. Калигула увидел, как огонь расплавил маску. Жёлтый воск исказился, принял форму пугающей гримасы. И потёк вниз, на секунду обнажив истинное лицо мёртвого Тиберия. И сразу же чёрный густой дым закрыл тело.

Через час от Тиберия осталась лишь горстка пепла и чёрные обгоревшие кости. Внучки, Юлия Друзилла, Юлия Агриппина и Юлия Ливилла, собрали их, омыли вином и сложили в серебрянную урну.

Калигула постоял немного, наблюдая за грациозными движениями сестёр. Серым пеплом покрылись тонкие пальцы Друзиллы. Но даже так они казались Гаю прекраснейшими в поднебесном мире.

Тщательно пряча под улыбкой боязнь и опасение, Калигула пересёк Форум и вошёл в Сенатскую курию. Макрон появился неизвестно откуда, вынырнул из многоголосой толпы и очутился рядом с Гаем. Калигула доброжелательно улыбнулся префекту претория и положил руку ему на плечо, прикрытое коричневым кожаным панцирем. Достигнув двадцати четырех лет, Гай Цезарь сравнялся ростом и шириною плечей с сильным, крепким Невием Макроном. Только лицо, гладко выбритое, капризное и изнеженное, резко отличалось от смуглой, выдубленной солнцем и ветрами кожи бывшего солдата.

Сенаторы, обряженные в темно-серые траурные тоги, встретили Калигулу стоя.