Михаил Каратеев - Карач-Мурза

В самом центре города, на скрещении главных улиц, был расположен обширный, крытый куполом рынок, где продавались овощи, фрукты, рыба, мясо, глиняная и деревянная посуда и все прочее, что потребно горожанину в его повседневном обиходе. Рынок был окружен бесчисленными чайхана ми и лавками купцов, торгующих всевозможными реме ленными изделиями и привозными товарами. Это была в-иболее оживленная часть города, где вечно царила толчея, где все шумело, кричало, зазывало, спорило, торговалось и веселилось. Тут улицы были посыпаны галькой или вымощены камнем, местами крыты легкими камышовыми крышами настолько широки, что свободно могли разъехаться две встречные арбы. Но дальше к окраинам они становились причудливо извилистыми и узкими, как щели. В этих кварталах, где жили мелкие ремесленники и городская беднота, зелени уже не было, глинобитные и саманные лачуги тесно лепились друг к другу, на улицах стояла невообразимая грязь и вонь от гниющих отбросов. Чума, холера и другие болезни были здесь частыми гостями.

*Саман – необожженный кирпич, с примесью соломенной трухи.

*Караван– баши -вожатый каравана.

В Ургенче Карач-мурза не оказался одиноким: в ту пору там находился старый друг его отца, эмир Аслан Суфи-ходжа, при жизни князя Василия бывший тысячником, а позже и темником в Ак-Орде. Но вскоре после смерти хана Джанибека он возвратился к себе на родину, где назревали крупные события: впервые за полтора столетия могущество Золотой Орды явно заколебалось, в Сарае шли смуты и разрасталась кровавая резня ханов за обладание престолом. Это давало Хорезму надежду на скорое восстановление своей независимости, и все живые силы страны объединялись теперь вокруг эмира Хуссейна Суфи, которого единодушно называли будущим хорезмшахом. Аслан-ходжа был его младшим братом и, разумеется, готовился принять деятельное участие в приближающихся событиях.

Приехав в Ургенч, Карач-мурза явился прямо к нему и был принят как родной. Эмир Аслан настоял на том, чтобы сын его старого друга и побратима поселился у него в доме, который по величине и богатству более заслуживал названия дворца.

Здесь царили совершенно иные порядки, чем в Сыгнаке, у хана Чимтая: строго соблюдались правила шариата, женщины жили на своей половине, не в пример татаркам, посторонним мужчинам не показывались, и Карач-мурза редко кого-нибудь из них видел. Но один из сыновей эмира, Хайдар, оказался его сверстником, а вскоре сделался и закадычным другом. При его посредстве Карач-мурза быстро освоился в Ургенче и узнал тех людей, вокруг которых сосредоточивалась умственная жизнь города.

*Шариат – совокупность правил и положений, которыми должен руководствоваться в жизни каждый мусульманин.

В этой среде,– в большинстве своем располагавшей обширным запасом знаний, но весьма скудными средствами,– скромный, богатый и способный юноша был принят благосклонно. Почти пять лет провел он в постоянном и тесном общении с нею и к концу этого срока по праву мог считать себя широко образованным человеком. Овладев в совершенстве языками науки и поэзии – арабским и персидским,– он прочел за это время труды лучших ученых, путешественников, историков и поэтов Востока,– который по культуре своей значительно опережал средневековый Запад,– и сам приобрел солидные познания в основных науках того времени: философии, медицине, математике, астрономии и естествознании.

Все эти занятия, составляя основной круг его интересов, все же не поглощали его настолько, чтобы отрешиться от окружающей жизни и от всего того, что свойственно здоровой молодости. Наряду с увлечением науками, бывали и встречи со сверстниками, веселые пирушки и не всегда скромные похождения, скачки, охоты и даже серьезная любовь. Впрочем, последняя хотя и овладела сердцем Карач-мурзы самопроизвольно,– как овладевает сердцами представителей всех народов мира,– в дальнейшем вынуждена была развиваться в строгом согласии с обычаями мусульманского Востока, а потому, к немалому его огорчению, не могла отнимать у него много времени.

Предметом этого чувства была Наир, младшая из дочерей эмира Аслана. Когда Карач-мурза приехал в Ургенч, ей было всего двенадцать лет, и он не обратил особого внимания на худенькую, нескладную девочку, хотя и встречался с ней гораздо чаще, чем с другими женщинами, живущими в доме: она еще считалась ребенком и пользовалась относительной свободой. Но прошел год, и она перестала, как прежде, открыто разгуливать по дому и по саду. Поглощенный своими занятиями, Карач-мурза если и заметил этот факт, то как-то не осознал его значения. Но в конце второго года, случайно столкнувшись с нею в одной из внутренних комнат дворца, он остановился как вкопанный. Перед ним стояла вполне сложившаяся стройная черноволосая девушка редкой красоты и глядела на него чуть улыбающимися лучистыми глазами. Он был поражен ее внешностью и, даже не осмыслив произошедшей в ней перемены, просто подумал: «Аллах акбар! Как это я раньше не видел, что она такая!» Придя в себя, он пробормотал какое-то приветствие и быстро вышел из комнаты, но с этого дня потерял покой, и мысли его вес время, возвращались к ней.