Михаил Каратеев - Карач-Мурза

– Великая хатунь Тулюбек-ханум, да благословит Аллах ее царствованье,– помолчав, промолвил Карач-мурза.

– Тулюбек-ханум! – вскричал пораженный Хаджи-Черкес, – Женщина на престоле великих ханов!

– Если мужчины сделали этот престол предметом нескончаемой вражды и всю землю вокруг него пропитали кровью, то пусть лучше на него сядет женщина!

– И притом очень красивая женщина,– насмешливо подхватил Хаджи-Черкес.– Мне кажется, что теперь я тебя совсем понимаю, оглан.

– А мое кажется, что твой собственный язык не желает тебе добра и говорит то, чего в твоем положении говорить бы не следовало.

– Утопающий не боится промокнуть, оглан. И тому, кто дошел до конца своего земного пути, терять уже нечего.

– Это так. Но ты еще не дошел до конца своего земного пути.

– Как? Разве ты не велишь меня убить? – удивился Черкес.

– Нет, хан, если ты сам не заставишь меня это сделать.

– А, понимаю! Так вот почему здесь оказался Коран! Но тот, кто хоть один день сидел на этом троне, – если он настоящий мужчина, – не станет покупать жизнь ценою унижения и никогда не признает великим ханом другого. Я не присягну Тулюбек-ханум!

– Я не ставлю тебе никаких условий. Великая хатунь Тулюбек-ханум, да укрепит ее Аллах на пути милосердия, находит, что вокруг трона и так уже пролито слишком много крови. Она дарует тебе не только жизнь, но и свободу. Ты можешь возвращаться в Хаджи-Тархань и по-прежнему владеть своим улусом.

– Вы меня отпускаете? – не веря ушам воскликнул Хаджи-Черкес.

– Да, хан. Ты свободен.

– И оставляете мне Хаджи-Тархань? Таково желание великой хатуни.

– Значит, я могу сейчас же уехать? Без выкупа?

– Без всякого выкупа, хан. Я дам тебе пайцзу, с которой тебя выпустят из Сарая и не задержат нигде в пути.

– Если ты не насмехаешься надо мною, оглан, то я теперь не знаю, что о тебе думать. Конечно, это ты, а не Тулюбек-ханум… И мне не следовало называть твою русскую кровь тяжелой: настоящий татарин поступил бы со мною иначе. У нас жестокие обычаи.

– Очень жалко, хан, что мы это понимаем и все-таки делаем не так, как следовало бы делать.

– Это правда, племянник. Но разве это выдумал я, или мои отец, или мой брат? Так уж у нас повелось издавна, и все так делают. Но пусть никто не скажет, что у Хаджи-Черкеса не хватает благородства потому, что в нем нет русской крови! – И с этими словами он подошел к столику, на которой лежал Коран, и, приложив ладони обеих рук к груди, сказал: – Перед лицом Пророка на книге его божественной премудрости клянусь: хоть я и не буду служить Тулюбек-ханум, но пока она занимает престол великих ханов и пока ты будешь ее советником, я не подниму против нее оружия и не приму участия ни в одном направленном против нее заговоре! – Вымолвив это, он поцеловал Коран, поклонился Карач-мурзе и хотел идти.

– Погоди, хан,– сказал Карач-мурза.– Ты хорошо сделал, и если так будут делать другие, то наши города и наши кочевья отдохнут от крови. Теперь, когда я знаю, что ты нам больше не враг, я прикажу возвратить тебе твою саблю и твое личное имущество. Всех пришедших с тобою воинов спросим – кому они хотят служить, тебе или Тулюбек-ханум? И те, которые пожелают возвратиться с тобой в Хаджи-Тархань, будут отпущены, каждый со своим конем и оружием. Но все награбленное в городе и все ваши лишние лошади будут отданы моим воинам, потому что я не хочу подвергать Сарай вторичному разграблению.

– Да воздаст тебе справедливый Аллах за твое великодушие, оглан! И если при мне кто-нибудь скажет о тебе плохо, я уже знаю, как надо будет ему ответить! – с этими словами Черкес еще раз поклонился и направился к двери. Но прежде чем отворить ее, он обернулся и сказал:

– Я помню твоего отца, оглан. Его все любили. Да пребудет с тобою Аллах, оглан!

Когда хан Черкес вышел из зала, складки балдахина раздвинулись, открыв сидевшую на троне Тулюбек-ханум.

– Ну, что теперь скажешь, хатунь? – не без некоторого самодовольства спросил Карач-мурза.– И продолжаешь ли ты думать, что лучше было его убить?

– Может быть, он в сдержит свою клятву, оглан. Но все-таки убить было бы надежнее.

– Нет, ханум. Умертвив Черкеса, мы создали бы, вместо его, другого врага, не менее опасного: его сын Каганбек, оставшигося владетелем Хаджи-Тархани, непременно пытался бы отнять у тебя престол и отомстить за отца. А теперь мы знаем, что с этой стороны можем не ожидать нападения и что тумены Хаджи-Черкеса не усилят никого из наших врагов.