Михаил Каратеев - Ярлык Великого Хана

Возвратившись домой, Святослав Титович глубоко задумался. От епископа он узнал, что получить у хана прием будет очень трудно, ибо раздраженный нескончаемыми распрями северных князей, то и дело приезжающих в Орду с жалобами и доносами друг на друга, – Узбек последнее время никого из русских на глаза к себе не пускал. В подтверждение этого владыка сослался на пример тверского княжича Федора Александровича, который уже более двух месяцев жил в Сарае, тщетно домогаясь приема.

Но сидеть ожидая у моря погоды было нельзя. Святослав отлично понимал, что в его миссии быстрота является залогом успеха: если умрет Пантелеймон Мстиславич и до хана дойдет весть о том, что в Карачеве мирно княжит его сын Василий,– дело заговорщиков будет обречено на провал. Надо было добраться до Узбека теперь же, во что бы то ни стало, а для этого необходимо было заручиться помощью влиятельных лиц.

Прежде всего следовало добиться приема у хатуни и путем подарков постараться склонить ее на свою сторону. Святослав знал, что хан Узбек женат на дочери византийского императора Андроника, и был уверен, что именно с нею ему придется иметь дело. К его большому удивлению, владыка Даниил сказал, что никакого влиянии на хана она не имеет и что в особой милости у него молодая, недавно взятая им жена Тайдула. Но к ней тоже нужно было найти какой-то подход. По словам епископа, особым расположением хана пользовались темники Абдулай и Киндык. Последнего сейчас в Сарае не было, и княжич решил начать с Абдулая.

На следующий день Святослав отправился к нему, в сопровождении сына боярского Колемина, хорошо говорившего по-татарски, и двух слуг, несших подарки.

Абдулай жил неподалеку от ханского дворца, в красивом, мавританского стиля доме, который и но внешности, и по внутреннему убранству тоже смело можно было назвать дворцом. Но старый воин, всю жизнь проведший в походах, в глубине души не очень радовался этому великолепию. Задумчиво бродя по обширным, неизвестно для чего нужным залам своего дворца и с опаской переставляя ноги, разъезжающиеся на скользком паркете, он с грустью думал о прелести войлочного шатра, где все так привычно и удобно, где каждая вещь всегда находится под рукой. Но что доделаешь? – Великий хан желает, чтобы татарские князья, его приближенные, жили теперь во дворцах, а воля великого хана – это воля Аллаха…

Русского княжича Абдулая принял сразу, по долгой практике зная, что подобные посетители не являются с пустыми руками.

В большой, сплошь убранной дорогими коврами комнате, куда его провели, Святослав увидел пожилого одноглазого татарина, сидящего, поджав ноги, на низком диване. Приложив руку ко лбу и сердцу, княжич поклонился Абдулаю и сказал несколько слов стоявшему сзади Колемину. Последний выступил вперед и, в свою очередь низко поклонившись, перевел по-татарски, что сын козельского князя Святослав находясь в Орде, счел своим долгом лично приветствовать столь славного баатура, как эмир Абдулай, о воинской доблести и мудрости которого знает вся Русь.

Добродушно кивнув головой, татарин указал гостю на стопку подушек, лежавшую рядом, и сказал на довольно сносном русском языке: – Садись, князь. Я не раз бывал на Руса инемного знаю ваш язык. Хорошо ли доехал ты?

*Т е м н и к – командир десятитысячного отряда, тумена.

**Баатыр, богадур, батырь – витязь, богатырь.)

Святослав ответил, что доехал он вполне благополучно, и сделал знак слугам, стоявшим у двери. Те подошли и с низ кимипоклонами положили к ногам Абдулая дамасскую саблю в драгоценных ножнах и пачку в сорок бобровых шкурок. Единственный глаз татарина заискрился удовольствием. Почти не обратив внимания на меха, он взял саблю, вынул ее из ножен и с видом знатока внимательно осмотрел клинок. Потомосмотрел и ножны и, поцокав языком, промолвил:

– Спасибо, князь. Ты не мог сделать лучшего подарка старому воину. Садись же и поведай, что привело тебя к нам?– Затем он громко крикнул что-то по-татарски, и через минуту двое слуг внесли и расставили на круглом столе достархан: кумыс в серебряном кувшине, варенные в меду фрукты, финики, орехи и другие сласти.

Абдулай сам налил княжичу кумыса, и Святослав, мастерски скрывая свое отвращение, бережно принял кубок и осушил его до дна. Он знал, что тут недопустимы никакие вольности: кумыс считался у татар священным напитком, отказаться от него значило смертельно оскорбить хозяина, а непочтительно о нем отозвавшись или пролив, хотя бы нечаянно, на землю,– можно было поплатиться головой.