Михаил Каратеев - Богатыри Проснулись

Федор Андреевич никого не узнавал и даже, казалось, никого не видел, хотя временами и открывал глаза.

По настоянию митрополита Алексея его положили в Чудо-вом монастыре, где святитель лично отслужил молебен о его выздоровлении и бдительно следил за тем, чтобы ему был обеспечен самый заботливый уход.

К концу сентября жизнь князя Федора уже находилась вне опасности. К нему возвратились память и дар речи, но он был слеп.

Владыка Алексей в эту осень недомогал. В августе ему минуло восемьдесят пять, и годы сказывались: он почти вовсе потерял сон, с трудом и неохотой принимал пищу, а в сырые дни мучительные боли в суставах приковывали его к постели.

Но мысль работала ясно. Бессонными ночами, длинными, как вереница прожитых дней, он думал о прошлом и неторопливо подводил итоги своего земного бытия, ибо хорошо понимал, что означает этот свинцовый холод, несмотря на меховую полость и жарко натопленную печь, рождающийся где-то внутри и будто ледяным чехлом одевающий кости. Но близящейся смерти не страшился, потому что крепко верил в то, что земная жизнь лишь преддверие жизни вечной и лучшей.

В тот день, когда ему доложили, что князь Федор уже достаточно окреп и начал говорить, святитель чувствовал себя сносно и тотчас отправился навестить раненого. Тяжело опираясь на посох и часто останавливаясь по пути, чтобы передохнуть, он добрел до кельи, где лежал страшно исхудавший, обросший бородой Федор Андреевич, и опустился у его ложа в поставленное тут кресло.

– Ну, вот, княже, – слабым голосом промолвил он, – Господь услышал наши молитвы и отвел от тебя смерть… Теперь поправишься и еще послужишь Руси. Будь здрав на долгие годы и прими мое благословение!

– Это ты, владыка, отче Алексей? – с трудом поворачивая к нему перевязанную голову, спросил князь Федор. Он уже знал, где находится, а потому, хотя и не видел своего посетителя, сразу догадался, кто он. – Спаси тебя Христос за заботу твою и за все… Знаю: посекли меня басурманы насмерть и без молитвы твоей святой мне бы, наверное, не жить.

– Не меня, а Господа возблагодари, Федор Андреевич.

Видать, угодил ты Ему безмерной доблестью, с которой постоял за Святую Русь.

– Стоял, как мог, владыка… Да что толку-то? Побили нас татары.

– Не твоя в том вина, Федор Андреевич. Не оплошай другие князья, была бы наша победа. Но благодарение тебе и людям твоим, – спасена от сраму русская честь и многие наши воины избежали смерти либо полона. Орду же мы все одно одолеем, и день тот близок. Долга была ночь над Русью, но уж она на исходе. Я, может, не доживу, ты же рассвет своими глазами увидишь.

– Нет, владыка, – горько усмехнулся князь Федор, – своими глазами я уж навряд что увижу…

– Почто так?

– Ослеп я… и как помыслю о том, что жить мне отныне в вечной тьме, так и не рад, что жив остался.

– Не ропщи на Бога, Федор Андреевич, а лучше молись Ему, – строго промолвил митрополит. – Все в Его власти. Он возвратил тебе жизнь, возвратит и зрение, коли с верою о том просить станешь.

– Я ли не молюсь, владыка? Только кто я, чтобы Господь по молитве моей сотворил чудо? Вот ты за меня помолись, отче святый! – с надеждой в голосе воскликнул князь Федор. – Твоя молитва беспременно дойдет до Бога! Ведь прозрела же по слову твоему татарская ханша!

– Буду молиться, сыне, и верю – Господь меня услышит. Но и ты помоги в том: очистись душою от греха и кривды и обещай небесному Отцу нашему, что ежели явит Он тебе свою великую милость, то и ты всегда будешь справедлив и милостив к просящему.

– Обещаю и клянусь в том, владыка!

– Аминь. А теперь, коли не утомила тебя наша беседа, ты мне вот что скажи: не у тебя ли духовная грамота деда твоего, князя Мстислава Михайловича, хранившаяся в роду Карачевских князей, а после будто попавшая в руки родителя твоего покойного?

– Не у меня она, отче, но знаю где: как оставил ее батюшка покойный в Покровском нашем монастыре, так она там и досе лежит.

– И никто тебя о ней не спрашивал?

– Годов тому с десяток приезжал ее искать родич мой, сын князя Василея Пантелевича, убивца моего отца.

– Почто же ты не отдал ему? Ведь та грамота ему надлежит по всей правде.

– Али ты его знаешь, владыка?

– Знаю. Он к тебе с моего благословения ездил.

– Если бы он мне о том сказал, может, было бы иное… А то я подумал: приведет от татар и учнет отнимать свой удел у князя Святослава Титовича, – снова весь край наш займется огнем и кровью. Ну и не дал…

– Он бы того не сделал, Федор Андреевич, – не таков человек. Я его добре знаю и вот что тебе скажу: забыть бы вам вражду отцов ваших и жить в дружбе, – ведь вы близкая родня, оба славные витязи, сердцем и мыслями чистые… Ты, коли вдругораз сведет вас случай, прими его как брата и тем угодишь Господу.