Леонид Ефанов - Покорение Крыма

— Этот резидент как заноза в пальце, — брюзжал Сагиб-Гирей, оставшись наедине с Багадыр-агой. — Про всё дознается!.. Уж не доносит ли ему кто наши тайны?

— Сам виноват! — непочтительно огрызнулся ага. — Зачем столько войска собрал? Пусть бы стояли в лесах и деревнях... Придёт время — в два часа все здесь будут!..

Стараясь скрыться от зоркого ока русского резидента, отряды разъехались по ближайшим от Бахчисарая деревням. (Веселицкий из города выезжал редко, поэтому хан надеялся, что, увидав опустевший Бахчисарай, он успокоится).

Но Бекир снова прислал к статскому советнику Иордана с уведомлением, что ахтаджи-бей Абдувелли-ага с тремя тысячами татар прячется в пяти вёрстах от города.

Веселицкий вызвал к себе полковника Нащёкина и приказал отправить в разведывание офицера с командой.

— Вы, господин полковник, накажите ему, чтоб отвечал на татарские вопросы уверенно: дескать, едет снимать план окрестных земель... А коль доберётся до аги — пусть напомнит этой сволочи, что при заключении трактата в Карасеве было условлено, чтобы крымцам более тридцати человек вместе не ездить. Иначе мы будем считать их нарушителями торжественного трактата и нашими неприятелями.

Через несколько часов Нащёкин доложил, что в двух вёрстах от деревни ахтаджи-бея офицер был остановлен татарским постом и далее проехать ему не позволили.

— Та-ак, — протянул Веселицкий, кусая губы. — Чует кошка, чьё мясо съела... Пошлите команду числом поболее!

Теперь на разведывание отправился полковник Либгольд с казачьей сотней. Татары его тоже остановили, но полковник — человек решительный и смелый — пригрозил, что проедет к are силой. Татары коротко посовещались, затем один из них молнией прыгнул в седло и ускакал в деревню. Спустя полчаса он вернулся, сказал, что ахтаджи-бей сам приедет к полковнику.

Либгольд понял, что ага хочет выиграть время, дабы убрать свой отряд в окружавший деревню лес, и, трогая коня с места, бросил небрежно:

— Не стоит утруждать столь достойного человека. Я сам отдам ему почтение.

Казаки, оттеснив татар, проследовали за полковником.

Конфидент Веселицкого не лгал: небольшая деревушка была буквально запружена конными и пешими татарами.

Недовольный появлением незваных гостей, Абдувелли-ага повёл себя вызывающе дерзко, кричал, что не русским указывать, кто должен обитать в его деревне. В ответ Либгольд, багровея лицом, стал угрожать ему наказанием за нарушение карасувбазарских договорённостей. Собеседники крепко разругались, оставшись каждый при своём мнении.

Вернувшись в Бахчисарай, Либгольд поспешил к Веселицкому и, распаляя себя воспоминаниями недавней ссоры, доложил обо всём увиденном и услышанном.

Пётр Петрович нахмурился: понял — татарский бунт неизбежен. Поблагодарив полковника за службу, он отпустил его, а затем написал обстоятельные рапорты Долгорукову и Якобию.

Ночью, бессонно ворочаясь в душной постели, он тронул рукой горячее плечо жены, сказал негромко:

— Завтра с детьми поедешь в Перекоп.

Жена, поглаживая распухший от бремени живот, вздохнула испуганно:

— Зачем в Перекоп, Петенька?

— Здесь скоро горячие дни настанут. А тебе рожать надобно... Проси его сиятельство отослать вас в Россию... Я уже написал ему...

К полудню багаж был уложен, и резидентская карета, сопровождаемая десятком казаков из команды Либгольда, раскачиваясь на ухабах иссохшей дороги, укатила на север.

Долгоруков, выслушав зачитанные адъютантом рапорт и письмо Веселицкого, с неожиданной беспечностью заметил:

— Наш старик совсем трусливым стал. Всё заговоры мерещатся... Татары не первый раз грозятся, а выступить — кишка тонка. И теперь так будет!

Он приказал ввести жену резидента, сказал несколько утешительных слов.

Но женщина, обхватив руками огромный живот, неуклюже опустилась на колени и, заливаясь слезами, стала целовать генеральскую руку:

— Не можно мне там... Боязно... Зарежут нас татары... И Петю зарежут.

— Ну-ну, — отдёрнул руку Долгоруков. — Полно, полно, сударыня... Встаньте!

И гневно мигнул офицерам.

Те подхватили резидентшу, поставили на ноги.

— Поживите покамест здесь, — успокоительно сказал Долгоруков, отирая мокрую кисть платком. И вполголоса добавил офицерам: — Баб мне только не хватало... Дня через два отправьте её назад в Бахчисарай...

Июнь 1774 г.

Очередное заседание Совета вёл Никита Иванович Панин. В который раз обсуждался вопрос о скорейшем заключении мира с Турцией. На правах председательствующего Никита Иванович говорил первым. Говорил долго, умными, отточенными фразами: