Сергей Алексеев - Жизнь и смерть Гришатки Соколова

Навевает метель на Гришатку горынь-пелену, словно саваном укрывает.

Встрепенулся мальчишка. Голову вскинул, ногами в землю, тело пружиной вверх.

И снова идет Гришатка. Снова ветер и снег.

– А-ау! А-ау! - срывается детский голос. Покидают силы Гришатку.

И вдруг - присмотрелся мальчонка: у самого носа снежный бугор неубранный стог залежалого сена.

– У-ух! - вырвался вздох у Гришатки.

Вырыл мальчишка в стоге нору. Залез. Надышал. Согрелся. Заснул, засопел Гришатка.

Проснулся Гришатка от шума человеческих голосов. Кто-то тронул мальчика за руку.

Открыл Гришатка глаза. Стог разворочен, рядом солдаты.

– Малец, гляньте - малец!

– Ну и дела!

– Откуда ты? - загомонили солдаты.

Подошел офицер.

– Мы его вилами, ваше благородие, чуть не пришибли, - доложили солдаты.

Был ранний рассвет. Буря утихла. Глянул Гришатка: солдаты с вилами, рядом телеги. Одна, вторая, до сотни телег. Слева и справа по полю стога. За стогами - ба, совсем рядом ров и вал Оренбурга!

Заплутал Гришатка в темноте и по вьюге, закружился в степи, думал, что ушел далеко, а выходит, заночевал у самого города.

Ночью же за сеном явились солдаты.

Вот и попался Гришатка.

Привезли мальчика назад в Оренбург, доложили Рейнсдорпу.

– Бежал, - набросился губернатор.

Чует Гришатка беду. Стал что есть сил и ума изворачиваться.

– В ров я сорвался.

– Сорвался?

– На вал я, на бревна полез, - зачастил Гришатка. - Уж больно схотелось на степь посмотреть... А ветер как дунет. Легкий я, ваше сиятельство. Не удержался... Вот и шишку набил, - повернул мальчик к генералу затылок.

Смотрит генерал - верно, шишка.

– Дурной, как есть дурной твой голова, - произнес губернатор, однако не так уж строго.

Распорядился он всыпать Гришатке плетей и бросить в подвал на пятеро суток. Этим дело и кончилось.

Врезал дед Кобылин по тощей Гришаткиной спине, приговаривал:

– К разбойнику надумал бежать. К нему, к злодею. Меня не обманешь. Вот, вот тебе за государя, вот тебе за императора.

Сидит Гришатка в подвале. День. Второй. Третий.

– Не убежал, не убежал, - сокрушается мальчик. - Эх, как там царь-батюшка. - И думы одна страшнее другой пугают Гришатку: - Убил, убил, зарезал его колодник.

На четвертый день втащили в подвал к Гришатке побитого солдата.

– Пить, пить, - стонал мученик.

Гришатка сунулся к стоящей тут же бадейке, дал напиться солдату.

Глотнул тот воды, постонал и забылся. Часа через три солдат пришел в себя, глянул на мальчика.

– Кто такой?

– Гришатка.

– За что же тебя, дитятко?

Не знает Гришатка, как и сказать. Посмотрел на солдата - ни стар, ни молод. Брови густые. Вдоль правой щеки пальца в четыре шрам. Глаза, кажись, добрые, а там кто его знает. Осторожен Гришатка.

На всякий случай решил соврать:

– Убег я из крепости. На хутора. К мамке. Словили.

– А-а, - протянул солдат.

Около часу они молчали.

– Значит, убег, - переспросил солдат. - К мамке?

– Эге, к ней к самой.

Опять помолчали.

– К мамке, значит, убег, - начинает снова солдат.

"Чего это он? - обиделся Гришатка. - Пристал, как репей к собаке".

А солдат придвинулся к мальчику и продолжает:

– Вот что: будешь снова бежать, так ступай к Сакмарским воротам. Встретишь стражника - рыжий такой и с бороды, и с усов. Как огонь - рыжий. Рындиным зовется. Шепнешь ему единое слово: "ворон". Он из ворот тя и выпустит. Вот так-то. - Солдат перешел на шепот: - А как повстречаешь батюшку государя императора Петра Третьего Федоровича, то пади ему в ножки и скажи: "Поклон те, великий государь, от раба божьего Савелия Лаптева". Понял - от Савелия Лаптева. А-а, - застонал солдат.

Не ожидал Гришатка таких речей. Опешил. Подумал.

– Дяденька, - наконец обратился к солдату, - я не к мамке бежал. Я...

Однако солдат отвернулся к стене и больше не молвил ни слова.

Зима. Забелело кругом. Иней на ветках. Сугробы. Дед Кобылин переставил свою водовозную бочку с колес на сани.

Вышел Гришатка из заключения - первым делом помчался к валу. По-прежнему ходят дозорные. Пушки в сторону степи дулами смотрят. Город в тревоге. Никаких перемен.

"Жив, жив царь-батюшка, - соображает Гришатка. - Убегу, сегодня же убегу. Дождусь темноты - к Сакмарским воротам. Увижу рыжего с бородой. Шепну ему слово "ворон" - и поминай как звали".

Не собьется теперь Гришатка с пути. Небо чистое. Ночи звездные. Разъезды царя-батюшки гарцуют у самого города.