Сергей Алексеев - Жизнь и смерть Гришатки Соколова

– Найдется, найдется мальчонка, - успокаивал Хлопушу дядя Митяй. Тута он, тута. Да куда ему деться? Не провалился же он под землю. Жив, помяни мое слово - жив!

Гришатка и вправду остался жив.

При ударе бадьи о грунт мальчик вылетел из нее наружу, стукнулся головой о какой-то камень и на время лишился сознания.

Когда Гришатка пришел в себя, была уже ночь. Мальчик привстал, пощупал руки и ноги. Боли нет. Кости целы. Лишь в голове гул и непонятная тяжесть. Гришатка принялся звать на помощь. Никто призыва его не слышал. Слева и справа от мальчика виднелись какие-то углубления. Это начинались штреки и штольни - специальные ходы, которые вели в глубь шахты. Кругом темно, сыро.

Гришатка подумал и сделал несколько шагов по одному из коридоров: "А вдруг где-то там впереди есть выход?" Коридор то суживался, то расширялся, время от времени его пересекали другие переходы. Гришатка сворачивал то налево, то направо; наконец он уперся в стену. Мальчик устал. От сырого и неприятного воздуха голова стала еще более тяжелой, и Гришатка чувствовал, как кровь ударяет в виски. Дышать становилось трудно.

Гришатка не выдержал и присел. Он машинально провел рукой по земле и вдруг натолкнулся на непонятный предмет - что-то длинное, круглое, отверстие в середине. Рядом второй такой же предмет, чуть в стороне третий.

"Так это же пушки, это мортиры! - понял Гришатка. - Ах, вот куда запрятал их управитель!" Мальчик вскочил и помчался назад. Он спотыкался, падал, подымался, снова бежал. Сколько прошло времени, Гришатка не помнил. Он очумело тыкался то в одну, то в другую сторону. Наскакивал на стены, ударялся о какие-то балки и перекрытия. Наконец, полностью обессилевший, он опять опустился на землю. В нос снова ударил едкий, противный запах. Гришатка зевнул и забылся.

После бессонной ночи Хлопуша казался чернее тучи. Страшно глянуть, страшно подойти к человеку.

Облазили казаки, башкирцы и сам Хлопуша вдоль и поперек весь завод, опросили всех жителей, на конях выезжали в лес и в степь. Никаких следов, ни слуху ни духу. Словно и вовсе не приезжал на завод Гришатка.

И вот, когда, казалось, все надежды потеряны, в избу к Хлопуше ввалился плечистый, бородатый детина. Бросился в ноги.

– Не гневись, батюшка.

– Подымись, работный человек, - произнес Хлопуша.

Детина поднялся.

– Батюшка, сыскался, сыскался твой... - пришедший детина запнулся, сынок, значит.

Хлопуша вскочил, схватил детину руками за грудки, тряхнул:

– Да где же он, говори!

– Играли, играли мальцы, - заторопился детина. - На руднике, на шахте. Да упустили бадью. А в бадье он, он самый - твой, значит. Мальцы с перепугу молчали. А потом Санька - мой, значит, взял и признался. Я его, батюшка, уже отодрал батогом, значит. Конопатый он у меня, до баловства дюже прыткий. Не гневись, батюшка.

К руднику Хлопуша мчал с лошадиной прытью, только пятки сверкали. Подлетел, сразу полез в бадью.

– Да куда ты, батюшка? - пытался остановить великана дядя Митяй. - Да ты тут постой, тут. Мы без тебя.

– Крути! - крикнул Хлопуша сбежавшимся людям.

Спустили Хлопушу.

– Гришатка! Дитятко! Гришатка! - кричит великан.

Тихо. Нет мальчика.

Бросился Хлопуша в подземные коридоры. Следом за ним спустились другие. С факелами, с фонарями в руках. Расползлись люди в разные стороны.

– Гришатка, Гришатка! - несется со всех сторон.

– Гришатка, дитятко! - перекрывает всех голос Хлопуши. Носится, мечется он по коридорам и переходам, словно ветер-буран в непогоду.

И вот наконец великан различил маленький, съежившийся комок - детское тельце.

– Дитятко, дитятко! Родненький. Сынок! - задыхался от счастья Хлопуша. Подхватил он Гришатку на руки. - Головушка моя, рученьки, ноженьки!..

Гришатка с трудом приоткрыл глаза.

– Дядя... Афанасий...

– Я, я! - заревел Хлопуша, и слеза за слезой забили глаза.

Потащил он Гришатку к свежему воздуху, к выходу.

– Стой, стой, - прошептал Гришатка.

Хлопуша остановился.

– Мортиры.

– Что - мортиры? - не понял Хлопуша.

– Тут они, тут.

– Да ну? - только и молвил Хлопуша.

В тот же день мортиры были извлечены на поверхность.

– Они, они, - говорил дядя Митяй. - Они, голубушки. Самые.

Хлопуша стал торопиться с возвращением назад в Берды к Пугачеву.

Пушки и мортиры срочно устанавливались на колеса. На телеги грузились ядра. В заводских погребах нашелся и порох.

Пока Хлопуша был занят заводскими делами, наблюдать за Гришаткой он поручил башкирцу Хакиму.