Сергей Алексеев: Жизнь и смерть Гришатки Соколова

Потом стали выманивать из крепости воинские отряды.

Для этого поступали так. Подойдет пугачевский разъезд поближе к городу. А основные силы в стороне, в засаде.

Увидят в крепости, что отряд мал, откроют ворота. Вылетят конники. Пугачевцы же делают вид, что отступают. Заманивают они неприятеля. Подведут солдат к задуманному месту. А там - раз! - выскочили из засады товарищи. И неприятельский отряд либо в плену, либо порублен.

Однако в Оренбурге вскоре догадались про пугачевские хитрости.

Сколько ни ездят казаки к Оренбургу, как ни кричат, ни выманивают осажденных - никакого успеха.

Тогда Пугачев приказал запрячь в сани тройку добрых коней.

Оделся и сам поехал.

– Батюшка, да куда же ты? - взмолились пугачевские помощники. - Да видано ли дело, чтобы сам царь - и вдруг вроде как за приманку. Да пожалей ты себя. Не царское это дело. А вдруг как убьют!

– Не убьют, не убьют, детушки, - отвечал Пугачев. - Не убьют. Я завороженный. Ружья нужны нам, ружья. Нельзя нам без них.

И вот тройка у самого города.

Промчался Пугачев взад-вперед вдоль оренбургского вала.

– Эй, солдатушки! - закричал. - Вам ли против своего законного государя идти. Рушь господ, открывай ворота.

– Пугачев! - понеслось по крепости.

Подумал Рейнсдорп: "Вот так удача!"

– Эй, верховые наружу!

И снова открылись ворота, снова погоня.

Мчат царские санки лихо, во весь опор. Кони как птицы. Шеи вперед, гривы по ветру, ногами по снежному месиву цок-перецок.

Промчит Пугачев саженей сто - двести, приостановится. Подпустит погоню поближе. И снова плеткой коней.

Почуяли верховые недоброе. Остановились. Отстали. Решили вернуться назад.

– Эх, эх, пропали ружья! - сокрушается Пугачев.

Снова заворачивает он коней к Оренбургу. Снова взад-вперед у самого вала. И снова за ним погоня. И так несколько раз.

Добился все же своего Емельян Иванович, заманил правительственный отряд до задуманного места.

Выскочили пугачевцы, изрубили отряд.

– Хорошо, хорошо! - говорит Пугачев. - Вот и ружьишек штук тридцать. Да и сабли, да конская сбруя. Эхма, не царское оно, конечно, дело этак по капельке! Да ведь и море капелькой полнится.

Пугачев любил играть в шашки. Играл со своими командирами. А тут как-то надумал сыграть с Гришаткой.

– Главное, - поучал Пугачев, - чтобы в дамки пройти. Дамка, она всему полю хозяин.

Конечно, поначалу Гришатка проигрывал Пугачеву. А потом наловчился.

И вот как-то сложилась игра так, что Гришатка первым и в дамки пролез, и шашек у него на доске больше.

Струхнул Гришатка: "А ну как царь-государь рассердится".

Сделал он вид, будто бы не замечает, что дамкой следует бить, то есть сделал Гришатка фука.

Понял Пугачев Гришаткину хитрость.

– Э, нет! - говорит. - Ты не хитри. Не гни перед сильным шапку. Бей! Не зевай! Шашки, они тем хороши, - стал рассуждать Емельян Иванович, - что тут, как на войне, словно бы ты полководец. Умен - победил. Недодумал тебя побили. Вот так-то, Гришатка.

Однако потом, когда они кончили игру и Гришатка выиграл, Пугачев вдруг заявил:

– Побил ты меня, Гришатка. Царя своего побил. Не стыдно тебе?

Смутился Гришатка, не знает, что и ответить.

А Пугачев опять укоряет:

– Побил, побил, не пожалел...

Краснел Гришатка, краснел. "Как же это понять царя-батюшку?! - И вдруг: - Э, была не была!"

– Так ведь тут как на войне... Бей! Не зевай!

– Молодец, ой молодец! - рассмеялся Пугачев. Посмотрел он пристально на Гришатку, потрепал по голове. - Башковитый. Эх, жить бы тебе в добрые времена! - Пугачев задумался. - Вот возьму власть, учиться, Гришатка, тебя пошлю. Там в Испанию или Голландию, к немцам али к французам. И станешь ты у меня первейшим человеком в науках. Про Ломоносова, чай, слыхал? Ломоносовым будешь.

"Добрый царь-батюшка, - подумал Гришатка. - Добрый. Зазря я его обыграл".

К Пугачеву в Берды прибыла группа крестьян вместе с своим барином. Притащили помещика на суд к государю.

И вот снова крыльцо "царского дворца" как тогда, во время присяги. Кресло. Ковер. Пугачев в кресле.

Пугачев начинает допрос. Обращается то к мужикам, то к помещику:

– Ну как, детушки, лют был барин у вас?

– Лют, лют, уж больно лют, царь-государь, продыху от его лютости не было! - кричат мужики.

– Ну, а ты что скажешь, господин хороший? - обращается Пугачев к помещику.

Молчит, не отвечает помещик.

Пугачев опять к мужикам:

– А бил ли вас барин, руку к телу прикладывал?