Михаил Задорнов - Руны Вещего Олега

– Добро, Велесдар. Пойдём-ка продолжим беседу с нашими темниками да изведывателями.

Они вышли на широкий княжеский двор, где под навесом уже собрались воинские начальники.

– Что в граде народ речёт, о нас как мыслит? – спросил князь, обратив взор на старшего изведывателя.

– Да как бы затаились кияне, – по обыкновению неторопливо отвечал основательный Мишата. – Большинство рады, конечно, что от насильно крестившего их Аскольда избавились, но и нас весьма опасаются. Скальд ведь столько лет твердил всем, что послан на Киевщину самим Рюриком и всё творит волей его, а коли кто супротив станет, так явится сам безжалостный новгородский князь с железными воями, коим слово «пощада» неведомо. А тут как раз мы и явились, да ещё и Скальда одним махом прикончили.

– Ничего, вои наши себя с киянами достойно ведут, утрясётся всё, поймут, что лгал им Певец, – подал голос темник Бобрец.

– Мы за порядком в граде крепко следим, всё будет добре, привыкнут, – согласно кивнул темник варяжской дружины Фарлаф.

– Верю тебе, Фарлаф, как отцу твоему Свену верил, ты службу воинскую добре знаешь. А ты, отче Велесдар, познакомился уже с волхвами киевскими, что они рекут? – обратился князь к ободритскому волхву.

– За то, что от ярма веры чужинской помог избавиться, тебе, княже, кияне благодарны. Да, не просто всё в Киеве. – Волхв помолчал, собираясь с мыслями. – Верно Мишата рёк про то, как умело лживыми речами одурманил киян Певец и убедил их, что кровожадный варяг Рюрик страшнее злых хазар. Да не только в сей лжи дело, – с тяжким вздохом продолжал Велесдар. – Помните волхва Хорыгу, что был против призвания Рарога с воями на Новгородчину и ушёл в Киев?

– Знали мы его, – отвечал Мишата, – только Рарога он так и не узрел, потому как ушёл с Новгородчины ещё до прихода туда князя ободритского.

– Так вот, братья и княже, тот молодой посланец от киевских волхвов, именем Дубок, что приехал в Нов-град помощи просить, как раз и был учеником Хорыги. Чуя гибель свою, древние пергаменты и дощки старый кудесник с потворником своим схоронили в надёжном месте. На днях мы тот клад бесценный с Дубком в Киев перевезли, – молвил Велесдар.

– А отчего отец Хорыга был против нашего прихода? – спросил, хмурясь, Ольг.

– Прежде всего он считал, что народом должно править Вече, которое избирает князя только в часы войны. И тем более был против призвания князей со стороны, хоть и родственных кровей.

– Всему свой срок и своё место, – задумчиво молвил Ольг. – И Вече хорошо, когда оно народу во благо, и власть княжеская. В Северной Словении до прихода князя Рарога с братьями было Вече, да что толку? Перессорились народы меж собой, – чудь, весь, словены, русы, кривичи, – каждый себя лепше иных мнил. Кровью и разорением стали вопросы решать, а не мудрым словом. А как укрепили рарожичи власть княжескую, так и Вече стало всей Новгородчине служить, а не какому-то одному роду-племени. Ладогу и иные грады отстроили лепше прежних, и торговля веселее пошла, и нурманским разбойникам руки укоротили, – заметил князь.

– Ведомо мне также, – продолжил Велесдар, – что происходил горячий, как полуденное солнце, отец Хорыга из тех родов, что более двух сотен лет тому пришли в наши северные края из Сурожской Руси, которую пришлось покинуть под натиском греков. Ослабела Русь Сурожская от богатств многих, от роскоши её храмов, которые стали для алчных на злато и серебро хазар да ромеев добычей желанной. С того горького опыта хранили роды, вышедшие из Полуденной Руси, неприятие чрезмерной роскоши, полагая, что в богатстве излишнем кроется причина всех наших зол. А в Варяжской Руси он как раз и узрел роскошь храмов и жилищ, как и рабский труд, что, по мнению Хорыги, стало подтачивать её могущество, как прежде в Руси Сурожской. Оттого и не мог воспринять Хорыга князей из Варяжской Руси, никак не мог.

– Погоди, Велесдар, так ведь вы, ободриты, из которых и род рарожичей происходит, исстари Дубам в рощах священных молились, помня о таком же уроке, когда ваши предки вынуждены были уйти на берега моря Варяжского с Дуная синего, – вскинул брови Ольг.

– Сие верно, только на остров Руян, в блистающий великолепием храм Свентовида щедрые в золоте и драгоценностях подношения после удачных походов морских делали, как и все тамошние племена русско-варяжские, – уточнил молодой волхв, бросив быстрый взгляд в сторону Руяра, который тоже заинтересованно слушал разговор князя с волхвом. – Ведь для нас, как и прежде, Руян есть сердце духовное, и плату ежегодную в триста священных гривен храму Свентовида мы платим от Нов-града ради мира со всеми нашими племенами поморскими.