Михаил Задорнов - Руны Вещего Олега

– Это сам князь Новгородский Ольг, – зашептали в толпе. – А кто сия жена и малец?..

– Здравы будьте, жители Киева-града, – с достоинством склонил главу Ольг, прикладывая десницу к груди в том месте, где билось сердце. – Славен ваш град и лежит на Непре, реке великой, что многие племена славянские своею живой водой питает, словно мать детей своих. Только коли ладу меж детьми не будет, то и матери горе великое, и детям участь горькая, рабская. Великий князь земли Новгородской Словенской, мудрый Гостомысл, что зрел сквозь века многие, взял клятву строгую с внука своего Рарога, что положит он жизнь свою на то, чтоб ладу великого меж славянами-русами добиться и блюсти его в веках, дабы крепла Русь и никто не мог её одолеть. Князь Рарог тот завет чтил и жизнью своей и братьев своих Синеуса и Трувора заплатил за сохранность Руси Новгородской, вначале от нурман, а потом от хазар её защищая. Перед смертью Рарога такую же клятву принёс ему и я, обещая дальше Русь объединять и беречь. Во исполнение сей роты, пришёл я к вам, кияне, чтоб хитрого викинга именем Ас-Скальд, который, убив князя Киевского Дира, обманом и коварством стол Киевский захватил, наказать и судить вашим, кияне, судом по Правде Русской. – Ольг чуть помолчал, как бы прислушиваясь чуткой душой своей, какие чувства речь его в киянах рождает, потом продолжил: – Только снова исхитрился сей нурман и пытался бежать от суда праведного, а потому был охороной моей смертельно ранен.

– Невелика потеря! – крикнул кто-то из толпы киян.

– Я тоже так разумею, – кивнул могучий кельт. – А потому хочу принести роту Киеву-граду и всем землям и племенам, вокруг него живущим, что до полнолетия сына князя Рарога Ингарда, который стоит перед вами с матерью своей, женой Рарога и моей же единокровной сестрой Ефандой, – Ольг простёр десницу к мальцу и жене с тонким станом, – буду крепить лад и мощь Руси единой, которую завещал нам мудрый Гостомысл по воле богов русских. Ибо без лада можем сгинуть все без остатка, как сгинули когда-то обры и гунны бесчисленные, готы воинственные, осавуры, рыбоеды, костобоки, ильмерцы и многие другие племена и народы, коих даже имён не осталось в памяти людской. – Ольг замолчал и снова прислушался, так, как то могут только волхвы и добрые велесовичи, к голосам душ внемлющих им людей. Никому из тех, кто был на площади, было невдомёк, что хоть речёт слова один Ольг, да две сильных родственных души – его и молчаливой сестры Ефанды – доносят до них мысли и чаяния мудрого Гостомысла, разжигая в душах славянских древний дух единения и общей силы Рода. И сила та была столь велика, что подхватывала всех, даже многих из тех, кто русом по происхождению не был. Князь-волхв одолевал ворога не только множеством воев и оружия ратного, но и невидимой людьми вещей силой, внушающей всякому противнику неведомый трепет.

Князь сделал кому-то знак рукой, и на помост взошёл юноша в белом одеянии, с длинными волосами и пронзительными, как весеннее небо, очами. Неожиданно он заговорил громким сильным гласом, который долетал до каждого из стоящих на площади людей.

– Кто это? – вопрошали друг у друга кияне.

– Говорят, молодой волхв, его князь Новгородский с собой привёз.

Велесдар между тем молвил, обращаясь к князю:

– Вступая на престол Киевский, поклянись, князь Ольг, перед предками славными, что из Ирия небесного глядят на нас, перед Землёй-матерью и небом-Отцом, перед богами нашими Сварогом, Свентовидом и Перуном, перед волхвами и старейшинами, перед людом, стоящим здесь, что никогда ни в великом, ни в малом от клятвы служения Руси и многочисленным народам её не отступишься и верен ей будешь до своего последнего вздоха!

– Клянусь, перед людьми, богами и родичами, – обнажив клинок, молвил Ольг, – мечом сим служить чести воинской вместе с дружиною моей!

– Клянёмся! Клянёмся! Клянёмся! – троекратно содрогнулась площадь от богатырского рыка многих воинских глоток.

Необычайно тихи и задумчивы расходились кияне с того собора, всё ещё находясь под очарованием слов воина-волхва. Разговоры вели меж собой вполголоса.

– Да, сей Олег воистину вещий, гляди, как слова его в душу-то западают! – рёк молодой широкоплечий скорняк сотоварищам.

– Не чета ему хитрый, изворотливый Аскольд, мелок больно супротив нынешнего князя, – отвечал ему худощавый златокузнец с тонкими чуткими перстами.

– Сей Олег с волхвом, а не с попинами приехал, такой не позволит византийцам в Киеве всем руководить и народ от веры исконной отваживать.