Михаил Задорнов - Руны Вещего Олега

Велесдар повернулся и пошёл прочь из храма, Фарлаф и Руяр, переглянувшись, последовали за ним. Только Стемир поотстал, затерявшись меж остальных посольских.

С площади Святой Софии процессия направилась мимо ипподрома ко дворцу Быколеон, возле которого находилось мраморное изваяние сражающихся льва и быка, что и дало называние дворцу. Мраморные капители дворцовых колонн также были украшены изображениями льва и быка. Высокие стены отгораживали дворец от располагающейся внизу пристани.

«А ведь сия статуя про нас, про Русь и Империю Ромейскую, – подумалось Велесдару. – Велес – бык, он трудом живёт. Царьград – лев и, как хищник, питается жертвами. Через Аскольда начал было лев повергать быка, да тот встрепенулся и теперь благодаря князю Ольгу прижал к земле льва рогами. Но битва не окончена…» Перед внутренним взором кудесника пошли образы минувших и будущих схваток… Однако Велесдар не успел погрузиться в видения, как нежданное событие вернуло его в Явь.

Когда до Быколеона оставалось десятка полтора шагов, на городской стене, обращённой к морю, возникли какие-то суета и шум. Воины на стене размахивали руками и что-то кричали, указывая вверх. Все невольно остановились и узрели в небе двух больших птиц. Два орла завертели карусель в воздухе над Босфором, вначале поднимаясь выше и выше, а потом неожиданно набрасываясь один на другого. Вот они крепко сцепились острыми как ножи когтями на сильных лапах и, не отпуская друг друга, закрутились в смертельной мельнице, падая вниз, пока крепостная стена не скрыла их от заворожённых необычным действом зрителей.

Велесдар замер. Хищники одного рода редко нападают друг на друга. Орёл есть символ Римской, а теперь и Ромейской Империи. Знать, она потерпит поражение от своих же? И вдруг он ощутил внутри острый холодок, так что даже тело покрылось гусиной кожей, словно ранним утром при выходе из тепла на улицу. А ведь орёл – это и символ Рюгена, и знак Перуна. Видения ожившей битвы быка и льва сплелись с новыми, где люди с крестами на плащах сдирали только что увиденные им в храме иконы, золотые подсвечники, кресты, кадила и прочую драгоценную церковную утварь. А где-то в ином месте русы, тоже с крестами, рушили кумиры Перуна и Велеса, вырубали Боголесья, засыпали священные источники, отчего-то сжигали даже гусли, кимвалы и рожки…

Велесдар помрачнел, сжалось его сердце: узрел он знак божеский, но никому ничего не сказал, ибо не дозволяет бог Велес смертным знать грядущее, а только указывает на него знаменьями, кои ещё в полной мере уразуметь надобно…

Он глубоко задумался, настолько глубоко, что даже не заметил, как оказался на той самой поляне. «Зачем я снова здесь?» – возник в сознании вопрос. Поляна усеяна костьми – человеческими и конскими вперемешку. Здесь была сеча, страшная сеча, дух смерти до сих пор витает над полем, хотя трупный смрад уже давно выветрился, а плоть – человеческая и конская – стала плотью Земли-матери. Он снова идёт по этому полю смерти, где сам мог лежать среди останков своих побратимов. Снова ощущение чужой враждебной силы, весьма крепкое ощущение, опасность где-то совсем рядом: за спиной или под ногами «улыбается» побелевшим от дождей и ветров оскалом человеческого черепа или «подмигивает» пустой глазницей конского. Он наклоняется и берёт в руки лошадиный череп – бывшее вместилище конского разума, верности и преданности кого-то из лежащих здесь боевых содругов, может, того, кто распластался под полуистлевшим щитом? В этот миг нечто чёрное из черепа мгновенно обвивает руку, князь роняет увесистую кость, но поздно: острая боль возникает в кисти, на самом её изгибе. Змея успела ужалить как раз в кровеносную жилу, и, значит, ни прижигание раны, ни отсасывание из неё крови не поможет, – подталкиваемый сердцем яд устремился по кровеносным протокам во все концы тела. Тёмная сила, таившаяся где-то рядом, теперь оказалась внутри. Мысли неожиданно ясны и спокойны. «Яд сейчас во мне и убивает меня, но и я проникаю в него. А меня нет отдельно от воинских содругов, чьи кости лежат здесь; от тех, кто жив сейчас, и тех, кто ещё родится. Не может быть это сражение только моим, отдельным от них, мы все единого Рода воины, а значит…»

В очах князя потемнело, он стал задыхаться и… проснулся. Не давали покоя тревожные мысли: «Уже второй раз снится один и тот же сон, что этим хотят сказать мне Боги и Пращуры из Нави? Прошлый раз я в суете повседневных забот не нашёл ответа, но теперь непременно найду. Лепше всего думается в дороге. Игорь уже зрелый муж, худо ли, добре ли, давно уже сам править должен, да и Олег ему надёжный помощник. А я подамся в родную Ладогу да в пути поразмыслю над знаками божескими. Пред дорогой зайду к Могуну киевскому».