Михаил Задорнов - Руны Вещего Олега

– А где же дед, чего не встречает? – стараясь быть весёлым, спросил Олег.

– Так схоронили деда, уже три лета, как отпели, царствие ему небесное, – перекрестился Андрей. – А бабушка через лето за ним последовала, сами мы теперь с матерью всю торговлю ведём, – с внутренней гордостью в голосе сообщил Андрей. – Ну, проходите в дом, – пригласил он.

Велина уже командовала прислугой, делая вид, что не замечает Ольга. В тёмном длинном одеянии и повойнике она походила на монашку, только расшитый золотыми нитками ворот и отделанные куньим мехом рукава и низ платья говорили о высоком статусе хозяйки. На ногах у неё были мягкие сапожки.

Беспокойно стучало сердце князя, мелькали перед взором образы далёкого прошлого, и листы из книги прошлых воспоминаний тяжело переворачивались в душе, как выдубленная воловья кожа. Конечно, уж не та желанная Велина пред ним, да и он, по правде, совсем не тот очарованный юнец, готовый ради этой шальной девицы рискнуть, не замысливаясь, своим животом.

За столом они сидели напротив друг друга, стараясь делать вид, что просто насыщаются доброй пищей, но сын, искоса наблюдая за обоими, заметил, что у отца и матери кусок, как говорится, не лез в горло. Особенно была напряжена мать, делая много ненужных движений и слишком часто покрикивая на прислужников.

Насытившись, гости стали благодарить и выходить из-за стола. Олег что-то шепнул матери и незаметно подтолкнул старшего брата к двери. Тот нехотя встал, ещё раз зыркнул на князя, потом на мать и вышел из горницы. Ольг тоже начал было вставать, но сын чуть качнул головой и поглядел просительно, умоляя этого не делать.

– Мама, посиди пока, я ведь совсем забыл о подарке тебе, в поторочной суме остался, я сейчас сбегаю. – Олег быстро скрылся за дверью.

Ольг и Велина остались одни.

– А тебя годы почти не берут, – с некоторой ревностью молвила Велина, оглядывая крепкий стан бывшего воеводы. – Отчего всё так несправедливо сложилось, ведь могло быть по-другому…

– Да нет, Велина, как раз по Прави всё, по Прави свершилось. – Ольг тяжко вздохнул, как будто ему не хватало воздуха, – чуть подкопченный дымом очага, он не вмещался в широкую грудь князя. – Ты власти и богатства хотела, а я за другим в князья пошёл, но ты того не уразумеешь…

– Ну да, я же баба глупая, только о себе и забочусь, а ты да твоя полоумная сестра всё о других печётесь, как же, ведаю! Колдуны чёрные! Вот и сына моего от живой матери увели! – Велина всё более стала наливаться злобой.

Ольг ничего не рёк в ответ, глядя куда-то в угол, где едва поблёскивала неровным светом лампада. Потом снова поглядел на Велину:

– Сына ты сама ко мне прислала, чего же теперь злобиться?

Она запнулась на полуслове, вперила в него свой горящий взгляд, порываясь что-то сказать, но ком у самого горла не давал ей этого сделать. Затем, овладев собой, Велина вдруг молвила почти спокойно и даже будто бы с удовлетворением:

– А ведь у тебя есть женщина, только любите вы друг друга тайно… Я ведь тоже немного колдунья, видно, от тебя набралась или от сестрицы твоей, когда она надо мной ворожила… – Самообладание кончилось так же внезапно, как и пришло. Слёзы отчаяния и жуткой тоски потекли из глаз Велины. Она зарыдала вдруг и завыла, как воют жёны над умершим близким человеком.

Ольг едва слышно молвил:

– Прощай! – и с шумом отодвинув лаву, встал из-за стола.

– Ах так, смотри же, проклятый зеленоглазый колдун, как я умру здесь прямо на твоих бесстыдных очах! – закричала Велина и схватила со стола здоровенный нож, которым резали мясо. – Я проткну сейчас своё сердце, которое тебя так любило…

Она взмахнула ножом, но появившийся из двери Олег быстрым заученным движением перехватил её запястье. Второй рукой он слегка ударил по её сжатому кулаку с ножом, и тот со стуком покатился по столу.

– Мама, не надо лицедейства, убивать себя смертный грех для крещёной жены, а о твоей христианской добродетели мне пастор Энгельштайн много добрых и возвышенных слов сказывал.

– Пастор Энгельштайн, он жив, где же он сейчас? – заинтересованно спросила Велина, враз забыв, что только что хотела показательно убить себя.

– Его больше нет. Я прошу тебя, не надо крутить ни мной, ни отцом, каждый волен поступать, как он решает, мы не твои работники. Это вот, – он положил перед матерью искусный серебряный ларец, – это от нас с отцом на память. Прощай, мама! – Он обнял её и вышел вслед за отцом. Переступая порог, Олег остро почувствовал, что это была его последняя встреча с матерью.