Николай Кузьмин - Меч и плуг [Повесть о Григории Котовском]

Сделав паузу, комбриг еще раз взглянул на размеченную карту, точно надеясь прочесть по ней смысл тайного, пока не разгаданного маневра мятежников.

— Я готов согласиться, что перехваченный приказ ничего не изменил в планах Антонова, что Богуславский свернулся и ушел заранее. Но мне нужна ясность! Мне нужны пленные — не обозные мужики, а из командного состава. Я хочу знать, что там думают, на что надеются, что затевают. Гадать, прикидывать хватит. Второй день гадаем. Целую армию упустили!

О неудаче Криворучко с Богуславским командиры успели узнать еще до совещания. Вести на войне, плохие ли, хорошие, на месте не лежат.

Командир первого эскадрона Николай Скутельник, как бы размышляя вслух, проговорил:

— Если бы он не офицер был, тогда понятно: испугаться мог. А офицерье — они до крови — только дорваться дай. Хлебом не корми… Да и не одна, поди-ка, тыща у него?

— Какая тыща? — не понял Котовский.

— Ну, силы. Живой.

— А… Если бы одна — какой разговор? Тогда никакого и разговору бы не было.

— А сколько же, к примеру? — живо заинтересовался эскадронный и, забывшись, стал обкусывать зубами ноготь: застарелая привычка, от которой его не могла отвадить даже строгая жена. Комиссар Борисов, перехватив взгляд Скутельника, укоризненно скривился: ну что ты, в самом деле? Брось! Эскадронный покраснел и от соблазна зажал кулаки в коленях.

Молчаливая сцепа между Борисовым и Скутельником не прошла для комбрига незамеченной, он проследил, как эскадронный спрятал руки.

— Сколько, сколько… Не маленький, сам посчитай. Две армии у Антонова. Ну, на два разделить умеешь?

Пока Скутельник, мелко-мелко замигав, производил в уме подсчет, эскадронный Вальдман прокашлялся и обеими руками самодовольно хлопнул себя по коленям:

— Чего их сейчас считать? Сосчитаем, когда разобьем. Под Проскуровом уж какой беляк был, а и то… А здешние… Мои ребята правду говорят: троих таких на одного — и делать нечего.

Комбриг и комиссар Борисов переглянулись. Вот-вот, как раз то самое: шапками закидаем… Отвечать Григорий Иванович не торопился, смотрел на эскадронного с терпеливым сожалением. Всем хорош Вальдман: исполнителен, стоек в бою; дашь ему задание — и как за каменной стеной; но вот соображения, или, как любит говорить Борисов, головы, политики…

— Троих… На одного… Шашками они у тебя махать мастера. Под Проскуровом-то кто был — забыл? Там Петлюра, чужой, а тут свои, домашние. Он здесь все знает — каждую тропку, каждый овраг, каждый стог. Ты его в дверь ждешь, а он — в окошко. Ты его здесь, а он тебя… О чем это вы там? — спросил комбриг и движением подбородка снизу вверх показал в угол, где начальник пулеметной команды Слива перешептывался с кем-то из командиров.

Ответил Слива:

— Рассуждаем, Григорь Иваныч. Это как говорится: бойся козла спереди, лошади сзади, а Антонова, выходит, со всех сторон.

— О! Именно! Вот так и думай, так и настраивайся. И своих настраивай. А то, я гляжу, некоторые как на прогулку собрались. Не будет прогулки, зарубите себе! Заранее приказываю всем: поставь глаза даже на затылок. Понятно? Потому что враг особенный. Мы тут сколько находимся? Два дня всего? А он видал что успел уже? — Нашел и бросил перед собой на стол копию своего приказа, доставленную от Маштавы. — Это же суметь надо! Это же… — поискал подходящего слова и не нашел. — Или сам не понимаешь? Так что вперед шашки-то ум посылай, больше толку будет.

Вальдман дисциплинированно не возражал, но, человек упрямый, всем видом показывал, что ум умом, а шашка шашкой: она не подведет, проверено много раз. Как с кавалеристом с ним в бригаде мог сравниться один лихой Маштава, заместитель Криворучко.

— Он их бровями напужает, — пророкотал Девятый, не удержавшись, чтобы не поддеть соперника. С нынешней зимы, едва начались смотры, эскадрон Вальдмана по выправке, по подготовке стал Девятому поперек горла.

Крепкая подбритая шея Вальдмана покраснела, он с трудом поворотил голову, но обрезать обидчика не успел, потому что комбриг продолжал говорить, обращаясь по-прежнему к нему.

— А у тебя, Григорий, прямо скажу, хочешь обижайся, хочешь нет, ребята как на блины собрались. Вчера твои ведь в карауле были? Твои. Смотрю, стоит герой и винтовкой подпирается. «Ты, — говорю, — с кем стоишь: с оружием или с бабой? А ну стань как полагается!» А потом, гляжу, она у него и не пристреляна совсем… Так вот, всем говорю: пока не поздно, чтобы был порядок. Каждое оружие проверь и в каждой красноармейской книжке сделай отметку. Больше повторять не буду!