Сергей Андреев-Кривич - Крестьянский сын Михайло Ломоносов

Сабельников сказал задумчиво:

— В жизни не оплошать надо. Не ниже своего брать. Ты, Михайло, сказал: Магницкий и Смотрицкий. А за ними для тебя что-нибудь есть?

Михайло ответил:

— Надо думать — есть.

— Что?

— Ещё большая наука.

После этого Шубный и произнёс те слова, о которых думал Михайло неотступно:

— Ты сказал, что и сейчас тебе тут тесно. А с большими науками каково будет? Здесь ли тебе судьбу свою пытать?

Шубный ли впервые заронил в душу Михайлы Ломоносова эту мысль или, может, она пробуждалась и у самого Михайлы? А кто позже наставлял другого куростровца — Федота Шубина, куростровского крестьянина и косторсза, ставшего великим русским скульптором? Кто натолкнул будущего профессора и академика, члена Болонской академии художеств на его смелый путь? Не его ли отец — тот же Иван Афанасьевич Шубный?

Северная мглистая ночь кончалась. Поредела темнота, по зеркальной воде прозыбил дорожку ветерок, сорвался с воды и полетел в осинник, всколыхнул и растревожил беспокойную листву. Внизу, над землей, ещё густела мгла, в которую вплетался сырой туман, поднимавшийся с поросших осокой и ольшаником низин, а на высоте уже золотом горели края чистых облаков. За двинскими рукавами по небу светились розовые полосы утренней зари. Из долов снялся ночной туман, развалился в сырые клочья; они разошлись в стороны и дымно растаяли в утреннем воздухе. В озёрных зарослях проснулись утки, сбились в пары и стайки и дружно полетели над водой. Из трав и лесных гнёзд поднялась всякая птица. Солнце красным краем тяжело выплыло над задвинскими лесами, и по речной мелкой волне пробежали тёплые золотые блики.

Михайло спустился к реке, отплыл от берега и принялся выбирать из холодной, дымящейся утренним паром воды большую ставную сеть. [23] Ставная сеть — рыболовная сеть, установленная неподвижно.

Когда по осенней холодной Двине, берега которой уже припорошит снежок, отцовский гуккор поднимался от Архангельска к Холмогорам и, разбив хрусткие ледяные забережни, [25] Забережень — молодой тонкий лёд у берега. подходил к Курострову, тогда кончалась мореходная страда, и Михайло Ломоносов обращался к наукам.

В сентябре похолодает, пойдёт засиверка, [26] Засиверка — холодная погода, которую приносит северный ветер. посыплет с неба ледяная крупа, прошумит по тесовым крышам; а там незаметно подойдёт и зима, замельтешит над Куростровом первый крупный снег, поднимутся над избами тёплые зимние дымы, лягут под лёд двинские рукава — и наступит зимняя досужная пора.

Шелестели под бережной рукой большие страницы «Арифметики», бежали строчки, теснились плотные столбики цифр, Михайле Ломоносову открывалась численная наука. В тайны синтакси образной, просодии стихотворной [27] Синтаксь образная — отдел «Грамматики» Смотрицкого, в котором даются сведения о тропах, фигурах и т. д. Просодия стихотворная — отдел «Грамматики» Смотрицкого, посвящённый вопросам стихосложения. и прочей мудрости шаг за шагом вникал он по Смотрицкому.

Гудит в печной трубе ветер, посвистывает за окном сухая позёмка, поднимает мелкую снежную пыль и несёт её наугад в темноту. Зимние дни короткие. Тяжело поднимется солнце, пройдёт по далекому низкому полукружию и опять западёт за небосклон в багровые густые облака. И опять ночь.

…Михайло сидит у стола, близко придвинув к себе большую книгу. Он отложил в сторону густо исписанную грифельную доску [28] Грифельная доска — доска из аспида, на которой пишут палочкой из грифельного сланца. и внимательно рассматривает рисунок, который помещён в самом начале книги. Вспоминается ему, что говорилось в старых книгах о «еллинских борзостях», [29] Еллинские борзости — греческие (эллинские) дерзостные умствования. которых следует страшиться всякому, кто исповедует истинную веру. А вот на этом рисунке как раз и изображены провозвестники «еллинских борзостей»: Пифагор и Архимед.

Пламя свечи колеблется от дыхания, по рисунку пробегают тени, и лица двух мудрых эллинов как будто оживают. Основатели науки чисел окружены атрибутами своей науки и изображениями, которые указывают на её всеобщее значение.

Около фигуры Архимеда нарисован земной шар с кораблём на Северном полюсе; в правой руке Архимед держит небесный глобус — знаки, что Вселенная и Земля находятся под властью его науки. Делительный циркуль, клещи (закон рычага), прямой угол у левой руки и тут же на развернутой хартии [30] Хартия — большой лист. алгебраическое умножение — ещё знаки достижений учёного. У Пифагора в руках весы, развёрнутая хартия со вписанными в неё числами, внизу — линейка, циркуль, перо и чернильница, треугольник. Рядом — изображения монет, товары.