Владимир Рынкевич - Наука умирать

— Нам с Сергеем Леонидовичем хотелось бы немножко подальше, — сказал Романовский. — В Сумы. Там наши жёны.

— Вы считаете 400 вёрст — немножко? — усмехнулся Кусонский. — Попробуем договориться с бригадой.

Выезжали из Быхова днём. Скудное зимнее солнце вдруг высветило крыши тихого городка, и дни, проведённые в нём, представлялись не такими уж плохими. Выбрались с Романовским па тендер, пытались найти среди убегающих домов стены гимназии.

— По-моему, вон там, за тополями, — указал куда-то Романовский.

— Скучать будете? — спросил Кусонский, пробираясь к ним по россыпи угля.

— Ещё как будем, — подтвердил Марков. — Сейчас бы Ксеня бутылочку нам принесла... А вы о Могилёве будете вспоминать?

— Я сейчас только и думаю о том, что там происходит. Не понимаю легкомысленности Духонина. Почему он не уехал в Киев? Сам же нам говорил, что Крыленко, наверное, его арестует или даже расстреляет. «Это, — говорил, — будет солдатская смерть».

То страшное, что Духонин даже не мог предположить, произошло 20 ноября. Ночью сыпал снег, и эшелон Крыленко подошёл утром к заснеженному перрону, остановился на первом пути. Из вагонов высыпали матросы, вооружённые винтовками и маузерами, у штабного вагона выстроился караул — человек 10 самых крепких, самых верных.

Матросы мгновенно затоптали перрон, засыпали, заплевали семечками. В морозном воздухе разлился запах махорки, загрохотал многословный революционный мат. Командиры отрядов — такие же моряки, но погорластее, покрепче и обязательно с маузерами в оранжевых деревянных кобурах. Им повиновались, но как бы не всерьёз: «Погоди, Вася, командовать — ещё не докурили... «Хотя знали меру — революционную дисциплину, знали, что за невыполнение приказа — пуля из маузера. Да и командиры понимали, что у их власти есть граница, а её лучше не переходить: объявят контрой, устроят перевыборы, а то и пустят в расход.

Олег Руденко кое-как собрал свой отряд черноморцев, приказал, уговорил, убедил не расходиться, не покидать вокзал, пока нет приказа Крыленко. «Вон твой Крыленко, — закричали матросы, — из кают-компании вылез. Ща поведёт Ставку громить. Проверяй пушки, ребята!..» Крыленко вышел из штабного вагона в новой офицерской шинели с зелёными фронтовыми погонами прапорщика, в меховой шапке с нашитой красной лентой. Никаких громких команд не отдал, лишь сказал несколько слов своим помощникам и конвойным. Толпа на перроне немедленно упорядочилась: возникли построившиеся шеренгами отряды матросов-кронштадтцев — на бескозырках: «Рюрик», «Олег», «Аврора»...

Эти отряды направились к Ставке. Сам Крыленко остался в поезде, ожидая результатов. По перрону от одного к другому передавалось: «Если Ставка не подчинится, возьмём силой. Готовьте штыки, ребята!»

Появились местные — и гражданские, и солдаты, и офицеры — в основном прапорщики, поручики. Руденко узнал поручика Линькова.

— Эй! — крикнул матрос. — Здорово, поручик. Как насчёт закурить? У меня лучшие папиросы из царских складов. Только малость слабоваты. Угощайтесь. Потравим, как теперь жить будем?

— Должны бы хорошо жить, товарищ матрос. Олег Иванович, кажется? Ах, Петрович. Мир с немцами подпишем, по домам разойдёмся. Хороший революционный порядок везде наведём.

— А контру куда? Духонин отказался мир с немцами подписывать. Приказ Ленина не выполнил. Куда его? А тех генералов, что с Корниловым хотели революционный Петроград кровью залить? Которые смертную казнь на фронте ввели, чтобы народ на смерть гнать за буржуйские деньги? Сейчас Ставку возьмём и будем со всеми разбираться.

— Разбираться, как в Бердичеве?

— Как народ постановит.

И народ постановил.

Сначала солнце ударило в глаза блеском тающего снега — высветило, как в театре в нужный момент, главный эпизод. Распахнулись двери вокзала, и в толпу врезался отряд матросов, возвращающихся из Ставки. Зазвучали грозные команды: «Разойдись!.. Очищай палубу!.. А ну, назад на 20 шагов!.. Да-арогу!..»

Растолкав толпу, матросы конвоя, выстроившись шеренгами, образовали проход, и в нём появились арестованные в Ставке, сдавшиеся без сопротивления несколько генералов и офицеров. Впереди — Духонин. Низко опущенная голова, из-под козырька фуражки бледно-зелёное пятно лица. Вместе с движением арестованных, направлявшихся к поезду, катилась по толпе весть: «Выпустили Корнилова и его сообщников!.. Продали нас генералы!.. Предатели!.. Смерть контре!..»

Короткая процессия быстро скрылась в вагоне, толпа мгновенно захватила проход и вплотную прижалась к матросам, охранявшим штабной вагон. «Отвали! — кричали те. — От борта!..» А толпа свирепела: «Контру прячете!.. Крыленко сюда!.. Крыленку-у!..» В вагоне, конечно, все слышали, и на площадке появился озабоченный Крыленко с бесстрашным взглядом, спустился на стуценьку, поправил усы, упрямо выдвинул узкий подбородок, громко сказал: