— 1-я бригада с трудом отбивает атаки противника, поддерживаемые огнём артиллерии и десятками пулемётов, — сказал он. — Потери — более четверти состава. Физическое и моральное переутомление людей не позволяет мне вести их в атаку, явно безнадёжную. Если я, генерал, так переутомился, что заснул на совещании, то представьте каково состояние рядовых бойцов. Я полагаю, что правильным решением было бы отойти от города и двинуться по казачьим станицам в горы, в Терскую область. У нас ещё будут победы, — убеждённо закончил он своё выступление.
Романовский понимал, что голос Маркова — это голос армии, и не надо принимать всерьёз невнятные рассуждения о том, что город можно взять штурмом, но удержать нельзя, высказанные командиром 2-й бригады, который говорил то же, что и Марков, но словами, пришедшимися по нраву Корнилову.
Кубанцы знали, что, кроме надежды на Екатеринодар, у них больше нет ничего, и предлагали продолжать «осаду» города. Это позволяло им быть если не у власти, то по крайней мере рядом с властью. Они понимали, что у них есть этот шанс, когда получили от Корнилова приглашение на совет. Корнилову теперь не до Родзянко.
Деникин сказал: надо отступать. Пожалуй, прежде он не был бы столь категоричен, но чем слабее командующий, тем сильнее становится его заместитель.
Сам начальник штаба должен был высказаться прямо, и он это сделал: продолжать штурм армия не в состоянии — надо отступать.
Старик Алексеев, наверное, тщательно обдумывал, что сказать командующему, считавшему его врагом-соперником. Если просто согласиться с единственно верными предложениями Деникина и других, то Корнилов так и поймёт:
Алексеев всегда против него. И он придумал формулировку, будто подсказанную ему некоей волшебной силой:
— Я согласен с Лавром Георгиевичем: Екатеринодар необходимо взять штурмом. Однако, учитывая усталость войск, следует дать армии день отдыха — завтра 13 апреля, а штурм назначить на 14-е. За сутки войска несколько отдохнут, ночью можно будет произвести перегруппировку на участке Корниловского полка. Может быть, на пополнение ещё подойдут казаки из станиц.
Наверное, только Алексеева командующий выслушал с опасливым вниманием, и на безжизненно усталом, бледном его лице появился проблеск некоторого удовлетворения.
— Согласен, — сказал он сразу. — Итак, будем штурмовать Екатеринодар на рассвете 14 апреля. Отход от города будет медленной агонией армии. Лучше с честью умереть, чем влачить жалкое существование затравленных зверей. Голоса участников совета разделились поровну — мой голос решающий.
Когда все решили, что совет закончен, но Корнилов ещё об этом не успел объявить, Марков, улучив мгновение, попросил слова.
— Господа генералы, — сказал он. — Здесь уже говорилось о моральной усталости войск. Для подъёма боевого настроения предлагаю всем командирам, кубанскому атаману, кубанскому правительству идти впереди штурмующих. Я уверен, что никто из присутствующих не будет возражать.
Никто не возразил.
Вышли из полутёмной комнаты на солнечный свет. Всё гуще окутывал тополиную рощу зелёный туман распускающейся листвы. С уже привычной звериной тупой ненавистью гремели разрывы снарядов. Участники совета закуривали, хвалили весеннюю погоду и, наверное, думали о том, что ещё один день всё-таки удаётся прожить.
Марков об этом не думал. Он привык к тому, что если не завтра, то послезавтра ему придётся идти под пулями впереди наступающих цепей. Другого способа командовать в этой войне он не представлял. Прогуливаясь по роще, генерал прикидывал расстановку бригады, которая должна идти на штурм. На смерть.
Деникин не вышел со всеми, остался с Корниловым наедине. Марков дождался его, спросил, не дал ли командующий каких-нибудь дополнительных разъяснений, но Деникин лишь покачал головой — таким движением отвечают на вопрос о состоянии смертельно больного.
— Плохо? — спросил Марков.
— Я словно разговаривал не с командующим армией, а с азартным игроком. Или взять Екатеринодар, или — пулю в лоб. Я ему говорю, что он не может поступить так — брошенными окажутся тысячи жизней. Почему бы нам не оторваться от города, чтобы дать отдых армии, переформироваться, устроиться и спланировать новую операцию? Ведь в случае неудачи штурма отступить нам едва ли удастся. А если и генерал Корнилов покончит с собой, то никто не выведет армии — она вся погибнет. Я ему так прямо и сказал. А он на это: «Вы выведете».
Читать дальше