Михаил Волконский - Сирена

– Постой... погоди!.. – начал было Варгин, ничего не понимая из слов леди.

– Нечего тут годить! – перебила она. – Станислав – их сообщник, ради него они дали тебе яд, и по их наущению он сейчас, при всех гостях явился сюда и разыграл тут сцену, после которой все уехали.

– Но откуда ты знаешь, что он сделал это по их наущению?

– Потому что с ним был арап, слуга маркиза де Трамвиля, такой же иезуит, как и они! Он был сейчас здесь. Послушай: если ты человек, способный любить и способный на решимость, тогда ступай сейчас же и действуй!

Впечатлительный Варгин, влюбленный до безумия в красоту леди, был уже наэлектризован ее волнением, которое передалось ему как бы невольным внушением. Все это для него случилось слишком быстро, словно земля под ним расступилась и он полетел в бездонную пропасть, не имея ни сил, ни воли, чтобы остановиться.

– Но что же нужно делать? – спросил он, готовый, казалось, исполнить все, что она скажет.

Леди схватила его руку, всем телом прижалась к нему и, близко склонясь к самому его уху, зашептала размеренно, так что каждое ее слово точно вонзалось, поражая его слух:

– Надо пойти сейчас к твоему приятелю Елчанинову, сейчас, сию минуту, узнать у него, как проникнуть в иезуитский дом по тайному ходу, который известен ему, достать у него ключ от этого хода и там покончить с человеком, который, как проклятье, тяготеет надо мной и вместе с тем над тобой. Станислав теперь там, в этом доме. Если подвернется арап, то нечего церемониться с ним; не бойся ничего и никого. Завтра же рано утром мы подымем паруса на моей яхте и будем отсюда далеко, так далеко, что нас никто не настигнет. Моя яхта отличный ходок, и впереди нас обоих будет ждать такая жизнь и такое счастье, о котором ты и мечтать не мог. И это счастье дам тебе я, в отплату за то, что ты сделаешь меня свободной. Свою свободу я отдам тебе, только тебе, и, свободная, буду подчиняться и любить, и ласкать тебя.

Варгин слушал, понимал смысл ее речи, но чувствовал, что у него кружится голова, и туман, словно опьянение, одурманивает все мысли. Он хотел сказать совсем другое, но губы, помимо его воли, произнесли как-то странно, так что он сам не узнал своего голоса:

– Да как же это?

– Как? – продолжала леди. – Очень просто! Вот видишь этот стилет? – в руках ее оказался маленький стилет. – Он отравлен; всего лишь одна маленькая царапина, сделанная им, причинит оцарапанному человеку неминуемую смерть. Возьми его и ступай... ступай... возьми!

Она всунула Варгину в руку стилет; он взял его, но стоял недвижимый. Тогда она охватила его шею руками и почувствовала, как страсть разгоралась в нем.

Леди недаром говорила, что знает мужчин и может управлять ими. Ее слова теперь подтвердились. Она видела, что Варгин, если не дать ему опомниться, готов решиться на все, только нужен последний толчок, который окончательно заставил бы его решиться и не позволил бы остыть затем этой его решимости. И она снова обняла его и, прижимая свои губы к его лицу, зашептала:

– Мы уедем с тобой, милый, милый! Вся жизнь перед нами... Иди же! Иди!..

Варгин словно в каком-то отчаянии безумия, ощущая ее прикосновение, слыша ее слова, охватил ее рукой.

Но она выскользнула и направилась к дверям, еще раз прошептав:

– Иди, исполни! Спаси меня от них. Я буду ждать тебя!

Это «я буду ждать» она протянула как-то особенно певуче, и все замолкло за запертой дверью.

Но голос леди звучал еще в ушах Варгана, и он чувствовал ее близость, как будто она еще стояла тут, возле него, и, как человек, который, вдруг решившись, не раздумывая кидается в воду, Варгин повернулся и побежал.

Он сел в лодку и велел гребцам везти себя в город.

И чем дальше он уезжал от этой виллы, где оставил красавицу-леди, тем яснее становился в нем соблазнительный ее образ и тем туманнее делалось все остальное. Он действовал уже как бы машинально, подчиняясь не своей, а ее воле, но действовал вполне, как ему казалось, осмотрительно.

Он сам себе даже удивился, с каким присутствием духа и как хладнокровно вошел он к Елчанинову.

Впрочем, на самом деле, Варгану только казалось так, что по нему незаметно ничего особенного, но Елчанинов сразу заметил, что он совсем не в себе; однако он почему-то и вида не показал, что видел его настроение.

Елчанинов не спал и даже не ложился. Ему наяву грезился такой чудный сон, он так был счастлив и полон своей любовью к Вере, что не мог расстаться со своими думами о ней и не хотел забыться.