Константин Коничев - Петр Первый на Севере

– Было сорок, стало тридцать четыре, – не оборачиваясь, ответил кучер. – Шесть от сильного ветра рухнули.

– Церквей у вас больше, чем мельниц, – заметил Петр.

– Да, ваше величество, одних попов в Вологде на сей год значится вместе с дьяконами девяносто восемь.

– Густо. Можно бы и приубавить. У меня в Санкт-Петербурге столько их нет.

– Так ведь много ли годков Питеру-то, ваше величество? А Вологда Москве ровесница. Недаром Грозный-царь ее хотел столицей сделать в укор боярству…

– Эх, голова, голова, – усмехаясь, заметил на это Петр. – Да будь у Ивана Васильевича Балтийское море в руках, он о Вологде как о столице и не подумал бы…

– Оно пожалуй…

– Впрочем, на вологжан я не в обиде, – заговорил Петр, как бы вслух размышляя и к бургомистру не обращаясь. – Стойкий народ вологжане. И в боях отличались крепко, и крепости строить они добрые мастера, и колокольной меди на пушки собрали сверх меры. И доверять кому-кому, а вологодским всегда можно. В самом деле, не зря сегодня мне напомнили о Непее… Славен был первый Наш посол в Англии. А Савватеев – купец с Устюга? Молодец молодцом! До самого Китая пробрался с нашим товаром. Через всю Сибирь мягкую рухлядь и алмазы провез, с выгодой продал и дешево китайских товаров закупил. Более двухсот тысячей рублев дохода за одну поездку дал казне!.. Такого торга еще не бывало. Разумеется, Иван Прокопьев Савватеев и в свой карман положил немало. Не в укор ему будь сказано. Наше время такое: не бояре с духовенством, а купцы да промышленники украшение и подпора государства…

Купец Овсяников слушал царя и втайне завидовал устюжанину Савватееву, а что касается посла Непеи, то ни о нем, ни о его заслугах он даже смутного понятия не имел. Вроде бы чуял имя такое – Непея, а кто он, чем был заметен и знатен, неудобно и стыдно спрашивать об этом самого государя. «Потом уж от епископа или кого-либо разузнаю…»

По берегам реки Вологды вплотную бревенчатые, крепкие постройки: прядильни и мыловарни, амбары и конюшни, а повыше, вперемежку с церквами, – кельи, клети и дворы коровьи. В одном месте, вблизи села Кобылина, приглянулись Петру конюшни и сенники, расположенные, в отличие от других построек, аккуратно и в опрятности.

– Это голландского подворья, – поведал Петру Овсяников. – Ох и любят они чистоту и порядок, а кони у иноземцев не чета нашим, наши для дела, а у немчуры для показу и бахвальства. Что те звери, ваше величество, ни под седло, ни в оглобли не обучены.

– Сворачивай, посмотрим!.. – приказал Петр.

Голландские поселенцы рады такому случаю. Сам русский Царь пожаловал к ним и просит показать лошадей. С превеликой охотой иноземные купцы раскрывают перед царем ворота конюшен. Петр хвалит породистых, красивых коней и замечает, что одно стойло заперто на крепкие засовы, а за бревенчатой стеной, гремя цепью, бьет неугомонно копытами в ворота скрытый конь.

– Покажите и этого, – обратился Петр к владельцу конюшни. – За какие провинности сей конь у вас на особицу содержится?

– Совсем дикий жеребец, опасно выводить из стойла, в двое рук удержать трудно…

Вывели. Конь впрямь – шальной. Мотнет головой – конюхи летят от него в стороны. На дыбы встает – железные удила не сдерживают. Застоялся в четырех стенах, а теперь, на воле, налитые кровью глазищи искры мечут. Сказочный, богатырский – да и только.

– Под седлом ходил? Опробован?

– Нет, ваше величество.

– Оседлайте. Я прокачусь.

– Помилуйте, ваше величество, убьет… Это же зверь, истинный зверь!

Петр был чуть-чуть под хмельком, раззадорился на коня:

– Седлайте. Я ему гожий всадник.

– Убьет, не подвергайте себя опасности, – взмолился на коленях перед царем иноземец.

– Приказываю! – улыбаясь, сказал Петр и добавил: – Конь всадника узнает.

Двое держали коня под уздцы. Двое седлали, на глазок отмеривая стремянные ремни по росту государя. Конь озирался, как бы удивляясь, покрутился на месте, пофыркал и вроде бы успокоился.

– Готово! Ванюша, ты поскачешь на своем за мной, – приказал Петр денщику.

И тут можно сказать словами сказки: видели, как садился, да не видели, как ехал…

Никем не объезженный конь стремительно сорвался с места и понесся во всю жеребцовую силу и прыть по городским укатанным улицам. И никому из вологжан встречных и поперечных в голову не приходило, что носится на борзом коне сам Петр, а за ним – денщик-телохранитель. Висевшая на запястье плеть ни разу не понадобилась Петру. Конь смирился с наездником. Оказался скоро послушен. Проскакал на нем Петр по Верхнему и Нижнему посадам за четверть часа, а показались те минуты ожидавшей его свите за целую вечность. Как бы чего не случилось с государем, затеявшим такую отчаянную прогулку…