Константин Коничев - Петр Первый на Севере

Аврамов начал свою книжную деятельность с печатания книги, называемой «Краткое изображение процессов или судебных тяжб. Против римскоцесарских и сазонских прав учрежденное».

В январе 1712 года, еще до выхода первой книги в Петербурге, Михайло Аврамов тиснул в одном экземпляре собственные стихи, посвященные прославлению побед Петра. Печатный текст стихов художественно разрисовал гравер Алексей Зубов, работавший при типографии. (Ныне уникальный лист приветственного стихотворения хранится в Русском музее в Ленинграде.) Это были самые первые стихи, посвященные деяниям Петра. Сочинитель Михайло Аврамов, обладавший для своего времени достаточной грамотностью, в стихосложении был не весьма искусен. Держась высокого «штиля» и именуя себя «последним нижайшим рабом», он писал:

Дальше, отметив военные заслуги Петра, автор завершил вирши пожеланием:

Позже в отчете за пятнадцать лет книжного дела в Петербурге Михайло Аврамов писал:

«Дело типографское учинено здесь токмо для лучшего обучения русского народа, чего ради и мастеры иноземцы из Риги и Ревеля были высланы, с которыми отправлялись во флоты корабельные и галерные сигнальные книги и листы и прочие гражданские науки и на иностранных языках книги, что ныне и одни российские мастера отправляют; также и пунсонному и словолитному делу из русских людей пунсоны делать и литеры отливать обучались мастерством не хуже иноземцев, а гридорованных дел мастеры и живописцы здесь же в делах тех, а наипаче в рисовании, наилучшую получили науку… И хотя сия типография наиболее для обучения в общую народную пользу российских людей учинена, но к тому же и разных книг и прочих дел по сей 1726 год на 49 528 рублей 3 с половиной копейки напечатала…»

Без повеления Петра и без его предварительного просмотра дозволялось печатать только мелочи – объявления, табели, инструкции, приветственные и поздравительные грамоты, таблицы и копии указов. Книги, а тем более светские книги, требовали пристального и понимающего взгляда.

Аврамов, по сути дела, выполнял роль издателя и цензора. Есть примеры, когда директор типографии, весьма верующий человек, предостерегал от издания «крамольных» книг даже самого государя.

Как-то, отлучаясь на долгое время из Петербурга, Петр позвал к себе Аврамова и передал ему рукопись, переведенную с немецкого Яковом Брюсом.

– Сия вещь – сочинение зело ученого мужа Христиана Гюйгенса, – сказал Петр, – перевел и прислал нам Брюс, речется «Книга мирозрения или мнение о небесно-земных глобусах и их украшениях». Пусть люди ведают, что такое есть мироздание. Печатай одну тысячу и двести экземпляров. Приукрась книгу гравюрами Зубова или другого достойного мастера.

– Будет исполнено, ваше величество. Жаль, вскорости не можно сделать: мелкие делишки тому помехой служат…

– Какие? Назови, – потребовал Петр.

Пригибая пальцы, Аврамов начал перечислять:

– Копия указа о пошлинах с отпуска хлеба да еще книга «Устав воинский о должности генералов…». Есть к печатанию «Грамота Константинопольского патриарха Иеремии о разрешении вкушать мясо во все посты, кроме недели перед причастием»…

– Преважнейший документ! – усмехаясь, перебил Петр директора типографии. – Словно брюхо у нас не ведает того, что ему потребно и здравию полезно. Ладно! Печатай и патриарха, да не осуждают меня попы и подпопки за нарушение постов. Что еще?

– «Юности честное зерцало или показание к житейскому обхождению». Сия книжица на спасов день в продажу выйдет…

– Доброе дело. «Зерцало» надобно весьма и взрослому люду, а недорослям особливо. После «Зерцала» тем же шрифтом печатай Брюсов перевод «Мирозрения». В мое отсутствие кабинет-секретарь Алексей Макаров над тобой голова и советник…

Придя домой, директор типографии разложил на столе рукопись и приступил к чтению. Но чем дальше читал, тем больше дивился и возмущался. Что же такое нехристь Брюс подсунул царю? Да читал ли сам Петр сие богопротивное паскудство?.. А если не читал перевода, тогда мне быть в ответе пред царем и богом…