Роберт Грейвз - Царь Иисус

Иисусов столб стоял посередине. Справа от него был Дисмас, слева — Гестас. Когда Иисуса подняли на крест, он сказал последнюю молитву, но в ней он просил не за себя. Он понял, что его жертва была напрасной и он сам навлек на себя гнев Иеговы. Надев маску Негодного Пастуха, он впал в грех самонадеянности и вверг своих учеников в то же заблуждение, из-за которого заслужил упрек пророка: «Кто соблазнит одного из малых сих… тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской». И молитва его была о них: «Отец мой Небесный, прости их! Не ведают они, что творят!»

Он увидел в толпе свою мать и снявшего плащ пророка Иоанна и, пожалев ее, поручил ее заботе Иоанна.

Солнце поднялось высоко в небе, и боль стала такой мучительной, что все его тело содрогалось в конвульсиях, но ни один стон не сорвался с его губ. Мухи облепили его израненную спину, пот заливал лицо. Кричал и неистовствовал, обвиняя Иисуса в своих несчастьях, Гестас, на которого не подействовал ладан, а Дисмас словно забыв о близкой смерти, монотонно повторял:

— Учитель, не забудь обо мне в своем царстве. Дай мне службу в новом царстве.

Иисус успокоил его, ибо не понимал он, что говорил:

— Когда сегодня я войду в другое царство, ты будешь по правую руку от меня.

Напуганные, недовольные собой и совершенно растерянные прибежали на Голгофу ученики Иисуса. Не прибежали только Иаков, Петр и Андрей. Иаков — из-за ран. Петр тоже. Он был до бесчувствия избит римлянами и брошен голым на улице, где его нашел Андрей и отнес к себе домой, но Петр до ночи не пришел в сознание.

Мария-цирюльница подошла к Силом.

— Сестра, — сказала она, — ты помогла сыну Адама выйти на дневной свет. Теперь мой черед вернуть его во тьму.

— Кто ты, женщина? — спросила Силом.

— Я откроюсь тебе. Четвертый зверь, зверь южной четверти круга, в котором он сидел на горе Хорив, — бык торопливости. Его вина в том, что он поторопил судьбу, объявив войну Женщине. А Женщина выжидает, ее нельзя торопить.

Силом в отчаянии подняла глаза на Иисуса, но его спокойствие укрепило ее, и она ответила Марии так, как ответил бы сам Иисус:

— Замолчи, женщина! Разве не сказано о царстве Божием: «Я, Господь, ускорю совершить это»?

Около полудня, когда воины собрались обедать, с востока подул горячий ветер и потемнело небо. Но это было не предвестие ненастья с молниями и раскатами грома, а была дымная тьма, которая приводит в ужас всякого, кто живет вблизи действующего вулкана. Туча закрыла небо на западе до самого горизонта, солнце исчезло, от земли поднялся омерзительный запах, а издалека донесся оглушительный грохот, когда от Храма отвалился огромный камень и скатился в долину. Все закричали, женщины бросились на колени и подняли к небу глаза, думая, что наступил День Возмездия. Однако Сын Человеческий не объявил о себе, и ангелы не слетелись спасти его.

Офицер попытался успокоить людей:

— Темно стало, потому что в Еламе ветер поднялся и в пустыне началась песчаная буря. Завтра весь город засыплет песком. Ничего страшного.

Иисус почувствовал, что его покидает царская гордость, и нет больше ничего, кроме измученной плоти и слабого сердца. С губ его сорвался хриплый стон:

— Боже мой, Боже мой! для чего Ты меня оставил? Воины подумали, что он стонет от жажды, и один из них, глумливо ухмыляясь, взял губку, смочил ее в уксусе и на палке подал ему. Но Иисус не стал пить.

— Вот и смерть идет, — пробормотал он и еще что-то пробормотал, но этого уже никто не слышал.

Те, кто не отводил от него глаз, ощутили, как их губы помимо воли повторяют стихи самого страшного псалма. Его обычно называют Плачем Распятого:

Боже мой! Боже мой! (внемли мне) для чего Ты оставил меня? Далеки от спасения моего слова вопля моего.

Боже мой! я вопию днем, — и Ты не внемлешь мне, ночью, — и нет мне успокоения.

Но Ты, Святый, живешь среди славословий Израиля. На Тебя уповали отцы наши; уповали, и Ты избавлял их;

К Тебе взывали они, и были спасаемы; на Тебя уповали, и не оставались в стыде.

Я же червь, а не человек, поношение у людей и презрение в народе.

Все, видящие меня, ругаются надо мною, говорят устами, кивая головою:

«Он уповал на Господа; пусть избавит его, пусть спасет, если он угоден Ему».

Но Ты извел меня из чрева, вложил в меня упование у грудей матери моей.

На Тебя оставлен я от утробы; от чрева матери моей Ты — Бог мой.

Не удаляйся от меня, ибо скорбь близка, а помощника нет.