Роберт Грейвз - Царь Иисус

— Ты говоришь совсем, как он.

— Так вот, эта грязная кладбищенская свинья Менелай идет вперевалочку к сундуку, роется в свитках и своим противным голосом читает из двадцать второй главы Исхода то место, о котором никто из нас слыхом не слыхивал и в котором говорится, что человек, посягнувший на дом соседа в день праздника, должен быть наказан смертью, потому что он посягнул не только на дом соседа, но и на самого Господа. С тем Ирод отпустил первосвященников, но сказал им напоследок: «Вы слышали Закон. Мой свиток надежнее вашего, просвещенные мужи. Читайте вот тут. Смотрите. Он датирован временем царствования Езекия. Наверно, его привез в Египет первосвященник Ония, а от потомка Онии он перешел ко мне как драгоценный дар. Боюсь, ваши свитки попорчены неумелым обращением и безграмотным переписыванием с рваных манускриптов». Вот так было с его указом. Никто не осмелился обвинить царя в подделывании рукописи или открыто заступиться за взломщиков, потому что грабеж египтян вроде и не преступление вовсе, а на Едом сам Господь простер сапог Свой и отдал его в рабство. На это Иоаким мягко заметил:

— Брат мой, хорошо, что никто не пошел против «него». Это было бы ребячеством. Наш высокоумный учитель Гиллель предупреждает нас, что надо различать частные и общие заветы Господа. Частные заветы были даны нашим предкам, чтоб они не боялись грабить тех, кто ограбил и обратил в рабство их самих. И разве сегодня толковать их как общий завет преследовать и грабить египтян не кажется тебе чудовищным? Да и слова о Едоме постыдно вырваны из текста. То, что Господь много столетий назад воспылал гневом на Едом, сегодня не дает права грабить дома едомитян. Ладно. А насчет указа мы еще посмотрим, возымеет ли он то действие, на которое «он» рассчитывает. Мне тоже не нравятся подобные нововведения. Пусть уж лучше побили бы мошенников за нарушение субботы камнями, потому что вламываться в запертый дом, несомненно, все равно, что драться, а драться запрещено в святой день. Выселять же их из страны за воровство недопустимо.

— Однако, брат Иоаким, почему ты называешь его едомитянином? Ведь ты знаешь не хуже меня, что, хотя он родился в Едоме, он не более потомок Исава, чем я.

— Я назвал его едомитянином, чтобы не произносить всуе более достойное имя. Да, я знаю, его деда ребенком увезли разбойники-едомитяне, грабившие филистимлян в Аскалоне. Он был сыном священнослужителя какого-то местного Бога-Солнца, а так как его отец не мог заплатить огромный выкуп, то ребенок вырос у едомитян. Будь он простым филистимлянином, разве едомитяне запросили бы за него большой выкуп? Почему он был обласкан царем Александром Яннаем из рода Маккавеев? Отец мальчика был Рабом Бога, что у филистимлян обыкновенно значило — захваченный в плен или бежавший священнослужитель. Ты точно знаешь, что он был филистимлянином? Николай Дамасский пишет, что «его» предки возвратились из Нави лона с Езрой и они были халевитами из Вифлеема.

— Николай Дамасский — лжец!

— Николай известен как его советник и заступник и, конечно, бессовестно лжет в толкованиях, но я что-то не помню, чтобы он искажал факты. Да и почему бы ому не быть халевитом из Вифлеема, а его предкам — служителями Ненавистного во времена нашего позора? Когда началось восстание Маккавеев, священнослужители убежали, унося с собой своих идолов, к филистимлянам, и там их с радостью встретили братья но вере.

Клеопа недоверчиво хмыкнул.

— Если все так, царь Александр Яннай в недобрый час завел дружбу с дедом того, кто одного за другим уничтожил всех мужчин из рода Маккавеев.

Они помолчали, размышляя о делах минувших, а немного погодя Клеопа сказал, вспоминая казнь Мари-амны, жены Ирода, из рода Маккавеев:

— Я видел, как казнили его любимую жену. Красоту ее не описать словами. Это был последний прекрасный цветок героического рода. Роза Сарона — вдовица по сравнению с ней. И все же какой-то червь точил ее красоту. Даже ее собственная мать, осужденная с нею вместе, осыпала ее упреками за своенравие, навлекшее на них беду. Многие думали, что Александра желает всего-навсего спасти свою жизнь за счет бесчестия дочери, но, увы, ее слова показались мне правдивыми! Слишком смело глядела Мариамна, чтобы быть невинной. Ах, Иоаким, измена — это грех, который нельзя ни простить, ни забыть. Конечно, муж Мариам-ны виновен в смерти ее отца, брата, дяди и почтенного хворого деда. «Он» дважды отдавал приказание, когда отправлялся в опасные странствия, убить ее, если не вернется, и все-таки будем к нему справедливы. Он ни разу не повысил на нее голос, ни разу не ударил ее, и она должна была исполнить свой долг по отношению к нему как к своему мужу и отцу своих детей. Жена должна быть послушна мужу и верна его постели, как бы он себя ни вел. Потому что она всего лишь женщина, хотя и лучшая из женщин, а он мужчина, хотя и худший из мужчин.