Милош Кратохвил - Европа в окопах (второй роман)

Комарек быстро закрыл глаза и сразу же снова их раскрыл, чтобы наполнить зрение дымом закуренного помещения, грязной серостью нар, одеял и военной формы. Вот оно как! Теперь он здесь, и существует лишь то, что он видит. Вдруг ему показалось, будто все остановилось и то, что было прежде, осталось где-то за его спиной, страшно удаленное во времени и пространстве. Собственно, это его сюда и привело, за этим ощущением он сюда и явился. Сюда, в блиндаж… Что будет дальше? Об этом он не думал. Да и какой смысл думать? Все настолько неведомо, настолько лишено для него формы и содержания, что нет смысла даже пытаться как-то это себе представить.

Уж лучше изрядно напиться…

Неужто та, с мадьярским названием, которого не выговоришь, уже кончилась?

— Помидор! Habt acht! [2] Смирно! (нем.) — Габерланд попытался встать, чтобы придать своему приказу больший вес, но это ему не удалось. — Вот видишь, — с упреком обратился он к Комареку, но что мог видеть Комарек — уже не договорил, только безнадежно махнул рукой. Зато кадет все понял: щелкнул каблуками, отдал честь и вышел из блиндажа.

— Бессмыслица! Все бессмыслица! — рассуждал Габерланд. — Я хочу кое-что тебе сказать… Теперь, когда мы тут одни. Ведь я совсем не такой, как раньше, но… Когда пробудешь здесь подольше, сам поймешь. Имей я хоть малейшую… как это говорится… Ну, знаешь, когда что-то светит вдали, в страшной дали — и никогда до этого не дойти, но дело не в том… Достаточно знать, что оно существует… Но и это здесь расстреляли. У всех. И не только здесь. Всюду… всюду! Ганспетер это знал. Знал наперед. И покончил с собой.

А теперь я хочу спать. Помоги мне — вон те нижние нары. И одеяло. По утрам всегда холодно.

Спасибо, господин обер-лейтенант, спасибо. Большая честь для меня, Herr Kamerad! Если Помидор что достанет, меня не будите, выпейте сами. И… да здравствует счастливый Новый…

Его императорское и королевское Величество верховный главнокомандующий, фельдмаршал эрцгерцог Фридрих издал следующий приказ:

«От имени австро-венгерских вооруженных сил, коими я командую, с верноподданнейшими чувствами посылаю его императорскому и королевскому Величеству, нашему всемилостивейшему верховному Главнокомандующему сие новогоднее поздравление:

Во второй раз я имею честь направить Вашему Величеству глубоко прочувствованное новогоднее поздравление от лица всех вооруженных сил, находящихся на поле брани. Преисполненные непоколебимой верности, выразить которую я уполномочен, год назад, в тяжкую годину испытаний, Ваша армия и флот не только отбили все атаки вражеского мира, но и в неудержимом наступлении добыли широкие пространства вражеской территории. На северо-востоке старые, увенчанные славой знамена Австро-Венгрии реют глубоко в сердце могущественной царской державы. На Балканах доживают свои последние дни жалкие остатки сербских войск, наконец-то Сербия — видно, сам Господь того пожелал — наказана за свое безбожие! Надежно и неколебимо сдерживает австро-венгерская железная стража на юго-западе все яростные атаки позорной предательницы Италии, дабы не допустить ее проникновения в наш тыл. Стремительными смелыми ударами наши бравые моряки вселяют ужас и смятение в ряды могущественного неприятеля на море и на его собственном побережье. Памятуя о своей воинской присяге, восторженно любя и почитая Его Величество, мы хотим и в новом году храбро и бестрепетно выстоять в бою, дабы не только удержать завоеванное, но и с божьей помощью добиться новых побед, пока наш могущественный враг не будет повержен на суше и на море, пока не будет обеспечен нашей любимой родине почетный, долговременный мир!..»

Русский царь Николай II царице Александре

«Ц. Ставка. 3 января 1916 г.

Моя дорогая!

До сих пор не получил ни одного письма. Поезд запоздал на 6 часов из-за сильной снежной бури. Здесь со вчерашнего дня тоже буря, и ночью ветер завывал в трубе, как это ужасное тремоло в «Ahnfrau». Очень благодарен за твою дорогую телеграмму. Я рад, что твоя головная боль почти прошла; но гадкое сердце продолжает быть непослушным!

Могу написать сегодня тебе и детям, так как бумаг не поступало. Вчера я телеграфировал Анне и получил весьма почтительный ответ. (…) Валя лежит: у него сильный жар, я только что его навестил. Он чувствует себя лучше, но лицо у него распухло и красное от простуды.

Ночью выпала масса снегу. Я обрадовался, найдя деревянную лопату в саду, и очистил одну из дорожек — это для меня очень полезное и приятное занятие, так как сейчас я не делаю никакого моциона. И тогда я не тоскую о крошке.