Олег Борушко - Мальтийский крест

Стоял безмятежно-жаркий день, каких не случается в феврале на Мальте. Сухой и злой африканский самум, растеребив Мальтийский архипелаг, долетает с разгону до Неаполя и… теряется перед нежной прелестью Неаполитанской лагуны. Сникает, как дерзкий подросток перед женщиной, красивой по-настоящему.

Следовало выправить паспорта и взять рекомендательные письма.

Джулио знал по опыту: при заходе в крупный порт следует сосредоточиться на деле. Не то разъедающая прелесть городской суеты начнет забираться в душу.

Уже при виде Капри и сонных зимних вилл по склонам, при взгляде на отвесный пирог Сорренто сердце забилось сильнее. А когда открылся двузубый конус Везувия, когда теплый запах берега долетел до "Пеллегрино" – гул крови почти заглушил голос рассудка.

Литта не взял ни экипажа, ни паланкина, ни даже шляпы. Поверх парадного орденского камзола бросил на плечи простой матросский плащ. Хотелось смешаться с толпой, пройти по улицам родины неузнанным. Длинные черные волосы забрал сзади в пиратский хвост и опустил под плащ за спину. В русское посольство направлялся простой мальтийский капитан.

– Да где это видано: наследнику рода Литта ходить по Италии пешком? – ругался Робертино, семеня за хозяином вниз по трапу. – Притом без парика!

– У кавалера ордена нет на земле ни наследства, ни потомства, – заученной формулой отозвался Джулио, жадно вглядываясь в припортовую суету.

– А если толкнут в толпе? Вы что – драться полезете? – тарахтел Робертино в могучую спину патрона. – Это ж Неаполь! Отмутузят так, что наследство уйдет на лекарства, а потомству и взяться будет неоткуда…

Джулио иногда жалел, что в детстве из лени заставлял Робертино вслух читать ему историю римских войн.

– Как они сообразят, что вы синьор? – не отставал Робертино. – Синьоры, извините меня, пешком не ходят!

– А п-походка? – отозвался Джулио. – Разве по походке не видно дворянина?

Робертино скептически посмотрел на валкий, морской ход хозяина по пирсу.

– По моей видно, – согласился он.

Пять дней назад, после торжественного молебна на борту "Пеллегрино", Джулио неподвижно стоял на корме. Смотрел на тающие бугорки Мальтийского архипелага, на груду розовых облаков над ними. И привиделось в утренней дымке то, что хотелось увидеть: силуэт мадонны Литты, его прабабки кисти Леонардо. "Ангел-хранитель!" – подумал он, вдыхая рассветный бриз.

Скользя теперь взглядом по городской суматохе, Джулио старался сосредоточиться на первой встрече с русскими. "Как запряжешь, так и поедешь", – вспомнилось жизненное кредо щербатого конюха Саида.

Под коконом грубого матросского плаща душила испарина.

Джулио ослабил жесткие тесемки на шее. Он понимал, что обязан произвести на русских впечатление. Но какое именно?

– На этот счет инструкций не имеется. – Дублет пожал на прощанье остренькими плечами и понизил голос. – Кажется, они сами не знают. – он показал глазами в потолок и вытер тонкие мокрые губы. – Но никакого мальчишества, граф!

На углу пьяцца Мерката – рыночной площади – прохладно сверкнула кондитерская. Джулио скользнул взглядом по дорогой витрине из цельного стекла, и в голове нарисовался мусульмански витиеватый купол мороженого.

Джулио сглотнул, во рту словно перекатился сухой клочок сена.

"Впереди – серьезный разговор", – сурово подумал Джулио, мысленно осеняя сатанинский купол крестным знамением. Решительно двинулся мимо кондитерской, сделал "левое плечо вперед!" – и ступил в распахнутую дверь.

На Мальте к услугам ордена имелось все: от левантийских пряностей до ширазских портьер. На Мальте не имелось одного – вкусного мороженого. Добиться качества от тупых мальтийских кондитеров не умел сам маркиз Григориан, жуликоватый провиантмейстер Ордена госпитальеров.

В кондитерской сразу сделалось тесно. Джулио с размаху сел за столик – так, что столик отскочил на добрый морской фут. Робертино пристроился сбоку.

Джулио забросил ногу за ногу, нервно забарабанил пальцами по поверхности.

Подлетел кельнер.

– Четыре порции ванильного! – сказал Джулио.

Старушка за соседним столиком вздрогнула и, втянув голову в плечи, испуганно посмотрела на Литту. От смущения рыцарь грохнул во всю силу легких. Господин с пробором, чавкавший поодаль, перестал жевать, подумал с минуту и бесшумно продолжил.

Джулио каменно поглядел сквозь стекло на улицу. На вывеску с противоположной стороны, где с неаполитанским юмором значилось: "Золото, бриллианты и другие излишества".