Олег Борушко - Мальтийский крест

А на улочке Святого Захария один лысый, в смертельном жабо, оглядел Волконского с ног до головы и жизнерадостно сказал:

– Не продам!

– То есть как? – удивился Волконский. – Вот же написано…

Лысый покосился на Джулио, на орденский крестик под воротником камзола и промурлыкал:

– А почему я должен вам его продавать? Я и сам еще поживу.

Волконский беспомощно посмотрел на Литту, Джулио пожал плечами. "Частная собственность", – хотел было пояснить Джулио. "Диктатура", – в свою очередь хотел определить Волконский.

– Молчи, рыцарь! – сказал Дмитрий Михайлович. – Не вздумай ничего говорить. Прежде всего – дисциплина! А ты, – он обернулся к жабо, – поживи-поживи. Недолго осталось…

Поехали в Мдину – древнюю столицу в центре острова, оплот мальтийской знати.

– Рабат, – коротко бросил Литта кучеру.

Мдина сидела на сопке как беременная львица – такая же желтая, элегантная и основательная. Только голову ее – купол огромного собора – покрывала кардинальская красная шапочка.

Кактусы в два человеческих роста взбегали под самые стены цитадели, завершая метафору неприступности.

Выйдя из экипажа на площади у Греческих ворот Мдины, Волконский осмотрелся.

– А где же могилки? – весело спросил он. – Замостили?

Волконский знал по своим египетским изысканиям: "рабат" – значит кладбище, он же пригород. Арабы придумали хоронить предков перед воротами крепостей. Поверх невысоких могильных плит удобно стрелять со стен в наступающего противника.

– Это не лучшая ваша шутка, граф, – сказал Джулио. – Могила – она везде могила.

– Ну ладно-ладно, – смутился Волконский. – У нас тоже в Москве Арбат…

В тот же день Волконский в Мдине сговорился купить роскошный "Каса нотабиле" у мальтийского барона Тестаферраты. Даже выпили уже по бокалу "Спуманте" с поверенным барона, маркизом Чеклюной.

"Откуда у русского такие огромные деньги?" – подумал Джулио.

Ударили по рукам, купчую назначили на утро.

Наутро чек Волконского на неаполитанский филиал "Банко Венетио" принят маркизом Чеклюной не был.

– Да что вы, в самом деле, маркиз! – горячился педантичный Волконский. – В конце концов – вы меня оскорбляете!

– Да я-то здесь при чем, граф? Ведь вон кто чека не берет. – маркиз кивнул в глубину кабинета. – Разрешите, кстати, представить. Банкир барона Тестаферраты Абрахам Брехер.

– А где сам барон? – Волконский свирепо оглянулся. – Где хозяин, я спрашиваю?!

– Не могу, ну никак не могу. Не могу, не могу, не могу, – вставая из кресел, высказался застенчивый Абрахам.

– Но почему? Но почему, почему? Тьфу ты, черт! Почему, я спрашиваю? – Волконский вскочил и двинулся на Абрахама.

– Лопнул. Лопнул банк. Банк лопнул, – лопотал, отступая, господин Брехер.

– Врешь! Ты мне сейчас…

– Вы, надеюсь, не примете оскорбления от еврея? – насмешливо подал голос из кресел маркиз Чеклюна.

Волконский обернулся. "Да ты на себя посмотри!" – хотел сказать он, но только фыркнул.

"А барона Тестаферрату так и не показали, – думал Волконский, усаживаясь в карету. – Ну ладно же, запомним фамилию!"

– Барон Тестаферрата здесь ни при чем, – словно прочитав его мысли, сказал в карете Джулио.

И это был единственный комментарий рыцаря к проблеме покупки российской недвижимости на Мальтийском архипелаге.

На следующий день Волконский купил облезлый домишко во Флориане, форте-пригороде Валетты, среди притонов самого низкого пошиба.

– Нравится? – спросил Волконский. – Не ври.

Джулио понимал, почему посла не хотели в Валетте. В цитадель ордена, где двенадцать улиц поперек и девять вдоль, опасно пускать соглядатая. Мдина? Все заговоры мальтийской знати против ордена рождались в подземельях родовых дворцов Мдины. Но на острове много других чудесных местечек. Хочешь, у моря, возле форта Тине. Или в Аттарде, возле дворца Сан-Антон – с садом, слизанным архитектором Ленотром для Версаля… Что подвигло русского купить это страшилище во Флориане?

Проводив Волконского в гостиницу для сборов, Джулио на обратном пути сообразил, что мотивов посла не поймут и в капитуле. "Русскому выставили заградительные боны, – думал Джулио. – Не найдя свободной воды, фрегат заложил маневр, поставивший противника в тупик. Поставить в тупик – все-таки выход", – Литта даже остановился, удивившись собственной прозорливости. Политика – совсем не его конек.

Что ж, простим заслуженному морскому капитану его политическую наивность.