Шандор Татаи - Витязь с двумя мечами

Пошёл Буйко к башмачнику на ночлег. Ступал неуверенно, как ступают гусары — долгие часы, проведённые в седле, доконали изнеженного парня, — и коня вёл на поводу. Так брели они по деревне и беседовали, Буйко и добросердечный башмачник, как вдруг на дверном косяке одного из домов Буйко увидел вырезанную из дерева человеческую фигуру. Верхом на заморённой кляче сидел широколицый человек могучего телосложения, и на голове у него торчало нечто отдалённо напоминающее корону.

— Кого изображает этот урод на двери? — спросил с любопытством Буйко.

— Короля Матьяша, — последовал ответ. — Не узнаёшь?

— Вроде похож, — уклончиво ответил Буйко, не желая обижать простодушных словенцев.

Но вот на стене другого дома он увидел намалёванную углём картину. Рисунок изображал исполинскую лошадь, на которой восседал плюгавенький, тощий человечек с длинной бородой, длиннющими усами и тоже с короной.

— А это кто? — поинтересовался Буйко.

— Король Матьяш, — равнодушно отвечал башмачник, словно это было самое обыкновенное дело на свете.

Буйко только голову наклонил — не хотелось ему портить дружеских отношений с этим славным человеком.

В окне следующего дома он увидел гигантскую медовую коврижку, изображавшую человека огромного роста. Это произведение искусства было, наверно, приобретено на базаре. Человек-коврижка был в длинном плаще и держал в руке золотое яблоко. И у него на голове сидела корона.

— А этот тоже король Матьяш? — вырвалось невольно у Буйко.

— А какой ещё леший, — потеряв терпение, закричал старик, — если не король Матьяш! Кто станет в своих окнах держать чужих королей!

— Как же его распознать? Ведь все фигуры ни капельки не похожи.

Такое откровенное невежество потрясло почтенного башмачника.

— Вот так загадка! Как распознать? Ты что же, не видишь корону на голове?

Буйко спорить не стал: начнёшь доказывать и останешься на бобах — прощай тогда ужин, прощай ночлег. А усталое тело просило покоя. К счастью, следующий дом оказался домом башмачника.

Сперва позаботились о коне. Привязали его в хлеву рядом с ослом и коровой. Дали корма и пошли в дом. Первая комната служила кухней и одновременно сапожной мастерской; тут же стоял широкий, удобный для отдыха топчан. Время близилось к полуночи, пора было зажигать огонь. При тусклом, колеблющемся свете коптилки гость и хозяин сели за стол. Ох, беда, да разве таким ужином наешься — Буйко едва заморил червячка. Только одно и могло утешить: угощали хозяева от души — чем богаты, тем и рады. К концу ужина беседа уже не клеилась. Некоторое время башмачник пытливо вглядывался в лицо гостя, потом сказал:

— Не серчай, братец, что я тебя так величаю и что я тебя сейчас испытаю: правду ли говоришь, будто от короля идёшь? Коли правда, ответь на три моих вопроса. Всякий знает, что такими вопросами определяет король, прыток ли разум у его придворных.

— Мне не впервой! — лихо заявил Буйко, а сам испугался: не вышло бы какой закавыки.

— Стало быть, — начал хитроумный старик, — скажи мне, что разумел король Матьяш, когда спросил землепашца: «Сколько ещё из тридцати двух?»

Эту загадку короля Матьяша при дворе не раз поминали, и Буйко без запинки ответил:

— Сколько зубов осталось во рту из положенных человеку тридцати двух — вот что разумел король Матьяш.

— Согласен! — довольный ответом, сказал башмачник и задал второй вопрос: — Что разумел король Матьяш, когда спросил: «Далеко ли то, что далеко?»

— Король разумел, — как по писаному отвечал Буйко, — хороши ли глаза у того, кто смотрит. Иными словами: на самом ли деле далеко то, что далёким кажется.

Удовлетворившись и этим ответом, башмачник задал третий вопрос:

— Можешь ли ты мне сказать, заяц докуда в лес бежит?

Ну, влип — этакой немыслимой каверзы не доводилось Буйко при дворе слышать. Начал он голову над ответом ломать, раскидывал мозгами так и этак, пока не догадался.

— До середины! — сказал он. — Коли заяц пробежит за середину, значит, он уж из леса бежит.

— Отгадал, братец! — заявил башмачник, и все его сомнения окончательно отпали.

Повёл он Буйко в другую комнату, велел жене постлать постель. Наконец-то после стольких мытарств в пути Буйко вытянулся в чистой, мягкой постели. Так он, бедняга, намаялся, что, едва коснувшись головой подушки, заснул сном праведника.

Зато старому башмачнику ночь не в ночь, а одно беспокойство. Улеглись старик со старухой в кухне. Погасили коптилку, и старик задремал, да только на самое короткое время. Не прошло получаса, как он проснулся. Ворочается, ворочается, думает, думает… А в полночь не выдержал и растолкал старуху: