Иван Чигринов - Оправдание крови

Хотя темно-карие глаза его были живыми и зацепистыми — определенно уже соответствовали службе и повседневным занятиям, продолговатое лицо с высоким лбом выглядело усталым, чуть ли не изнуренным. Наверное, мужик не успевал ни поспать как следует, ни поесть. Шпакевич отметил это и вдруг как-то свободней стал чувствовать себя, стоя у стола, по крайней мере уже внутренне переубедил себя самого, что попал сюда совсем не на допрос. Его не пугали больше и плакаты, которые сразу же бросились в глаза, когда он зашел на сеновал. Два из них висели за спиной старшего лейтенанта. На одном была нарисована рука с вытянутым указательным пальцем, от которого по диагонали сверху вниз шли прописные фиолетовые буквы: «Дезертир, трус и паникер — враг советского народа». На другом рисунок отсутствовал, зато посредине в две строки было выведено явно не типографским способом: «Большевистская бдительность — необходимое условие победы над врагом».

Неторопливо, даже вяло Шпакевич начал рассказывать, как очутился по ту сторону фронта и как потом выходил вместе с Холодиловым и Чубарем сюда по отрезанной немцами территории.

— И все-таки я удивляюсь, — перебил его старший лейтенант, — почему вы до сих пор рядовой?

— Я же говорил, не собирался долго служить.

— Ну, это в мирное время. А теперь?

— Так, кажется, не до званий пока было. Воюю все время.

— Воюешь! — строго произнес старший лейтенант. — А тут командных кадров не хватает. Кому, как не тебе, взводом или даже ротой командовать. Какое образование?

— Семь классов.

— Ну вот, а у других хорошо, если церковноприходская… Нет, в дезертирах долго ходить мы тебе не позволим.

— Какой же я дезертир?

Но особист будто не услышал его.

— Ну, пусть по всеобщей воинской повинности, там еще куда ни шло. А теперь… Стыдно, товарищ Шпакевич, стыдно! Я вот сейчас бумагу напишу. Сопроводительную. — Он выдрал из толстого блокнота листок, начал быстро набрасывать текст. — Вот, — сложил он листок, — пойдешь в Овчинец, это близко отсюда, километра полтора, доложишься, как положено. Туда недавно ушла сформированная нами рота… из таких вот, вроде тебя. Там как раз и понадобишься. Учти, командир там — мой хороший знакомый. Так что посылаю тебя почти по его просьбе. А в дальнейшем, если ничего не случится, имей и виду, у нас тут, в отделе, тоже работенки хватает.

— Но мне же надо свой полк искать, — взмолился Шпакевич. —Обязан доложить что задание мы с Холодиловым выполнили.

— Делай, как приказано! — не стал слушать старший лейтенант. —Где твой Холодилов?

— Ждет, чтобы войти сюда.

— Конечно, его тут только и не хватало. Нет, товарищ Шпакевич, бери своего подчиненного и топай в роту к Зимовому. В конце концов сам отвечай за своего Холодилова. А то и правда, кубики спрятал в карман и притворяется.

— Да не прятал я их! Просто…

— Ясно, что просто.

Но не успел Шпакевич оказаться у ворот, как сверху на сеновал спикировал немецкий самолет. Чудно, но до той минуты, пока не заревел он над головами, никто не услышал даже гула, как будто фашист подкрался внезапно. Самолет не дал очереди из пулемета, не стрелял из пушки. Он только сбросил на сеновал бомбу. Одну-единственную. Но она не попала в сеновал. Разорвалась метрах в двадцати, расколов пополам толстенную сосну, одиноко стоявшую на бывшей вырубке.

Казалось, кроме расколотой сосны, сброшенная бомба никого не зацепила, не нашла себе другой жертвы. Больше того, было похоже, что она не успела испугать красноармейцев, которые еще с ночи стояли и сидели вокруг сеновала. Во всяком случае, так думал Шпакевич, когда после взрыва выскочил за ворота. Но то, что он увидел в следующий момент, заставило его содрогнуться. Холодилов, его Холодилов лежал у ворот на боку, и по виску его, пробитому осколком, лилась кровь.

Говорят, на войне гибнут самые лучшие люди!

Неизвестно, лучшим ли человеком из всех добрых людей был Холодилов или нет, однако смерть его переживал Шпакевич сильно. Кажется, большей потери даже и представить нельзя было в жизни.

Встретил он Холодилова в начале июля, когда 55-я стрелковая дивизия после боев в районе Слуцка наконец стала на доукомплектование. В лесном лагере в шести километрах от Чечерска полки 55-й пополнялись сразу и за счет войскового резерва, и за счет мобилизованных через местные военкоматы, и за счет красноармейцев и командиров, которые отстали от своих частей. Для этого представители разных служб дивизии колесили по округе, направляя в лагерь тех, кто попадался по пути и кого можно было завернуть с дороги. Собственно, там, в Чечерском лесу, происходило почти то же, что наблюдалось теперь на этом оборонительном рубеже, может, только с той небольшой разницей, что тогда делом этим с начала до конца занимались войсковые штабы… В один из таких суматошных дней Шпакевич вернулся в лесной лагерь к позднему обеду — его брал с собой в поездку в качестве бойца-охранника офицер из штаба артиллерии и они добрались на грузовой машине до самого Довска. Искали пропавший артдивизион своей дивизии. Дорога выпала тяжелая, вообще во фронтовых условиях дороги всегда нелегкие, особенно во время отступления. Артдивизион они не нашли, может, тот отходил на восток по какой-нибудь другой дороге. Зато привели в лагерь чужую батарею 76-миллиметровых пушек. Командир этой батареи довольно быстро, почти без уговоров, дал согласие «пополнить» артиллерийский парк дивизии. Тем более что в снарядных ящиках у него не было ни одного снаряда. Хорошо или худо, но начальник штаба артиллерии 55-й весьма доволен был таким пополнением.