Теодор Гладков - И я ему не могу не верить…

— Ознакомься…

Чем больше углублялся в чтение Денисов, тем свирепее становилось его лицо.

— Да за это шашкой, шашкой… — еле сдержав себя, выдавил бывший начальник штаба.

— Осади коня! — крикнул казаку атаман, словно не замечая реакции своего ближайшего сподвижника.

Казак остановил тяжело дышавшую кобылку, быстро обтер попоной лоснящийся от пота круп лошади, потрепал ее ладонью по морде и повел на конюшню.

— Значит, разуверился во мне? — укоризненно спросил Анненков.

— А вы как полагаете? — уклончиво буркнул Денисов.

— Ты бы подписал такую бумагу?

— Даже под пыткой не подписал бы…

— Еще как бы подписал.

Денисов был в недоумении. Что случилось с атаманом, почему отказывается от борьбы, почему кается в грехах, ведь совершал святое дело, лил большевистскую кровь?..

— Значит, ты решил, что я предатель, — продолжал разговор атаман. — Запомни: плохой анализ разрушает все, а ты, я вижу, плохой аналитик, хоть и учился в Генштабе. Позволь задать тебе один только вопрос: где мы находимся?

— Как где? В Китае, в Ланьчжоу…

— Кто хозяин этого края?

— Фэн Юйсян.

— Кто он такой?

— Маршал, командующий Первой народно-революционной армией.

— Вот видишь, командующий. Если мы публично хоть раз тявкнем против Советов, он нас с тобой скрутит в бараний рог. На время надо затаиться, выждать. Будем жить тихо, заниматься лошадками. Я даже присмотрел коняшку в подарок маршалу. Про нас забудут. Но ты же знаешь, что наши единомышленники нас не забывают. Они наведываются.

Анненков подразумевал переписку и курьеров шанхайской монархической организации НН. Под этими буквами скрывался сам великий князь Николай Николаевич, живший в предместье Парижа Шуаньи и мечтавший возвратиться в Россию в качестве императора. Атаман был также связан с «Богоявленским братством», во главе которого стоял его бывший подчиненный полковой врач Д. И. Казаков.

— Вот что, друг, считай, что это письмо конспиративное, — решительно заключил беседу Анненков. — Нелишне тебе напомнить слова Наполеона, военное искусство которого я почитаю: «Шпионы вездесущи». Если это письмо попадет в чужие руки, оно станет моим алиби, понял?

Письмо, столь взволновавшее Денисова, вместе с двумя другими посланиями Анненков передал бывшему начальнику своей личной охраны Ф. К. Черкашину, который пробрался к нему под видом скупщика пушнины для английской фирмы.

Черкашин привез Анненкову письмо от М. А. Михайлова, начальника штаба русской белогвардейской группы при армии генерала Чжан Цзолина. Михайлов, бывший начальник штаба 5-й Сибирской колчаковской дивизии, предлагал атаману вспомнить прежние времена, собрать отряд, встать на сторону Чжана и начать борьбу против СССР.

Обдумав это предложение, а также предложения, вытекающие из переписки с шанхайской группой, Анненков и написал три письма. Вот что сообщал атаман Михайлову: «Сбор партизан и их организация — моя заветная мечта, которая в течение пяти лет не покидала меня… И я с большим удовольствием возьмусь за ее выполнение… Судя по многочисленным письмам, получаемым от своих партизан, они соберутся по первому призыву… Все это даст надежду собрать значительный отряд верных, смелых и испытанных людей в довольно непродолжительный срок. И этот отряд должен быть одним из кадров, вокруг которых сформируются будущие части».

В другом письме, адресованном белогвардейцу П. Д. Иларьеву, сколачивающему фронт борьбы с Советской властью, Анненков писал: «Привет, дорогой Павел Дмитриевич! Итак, я хочу собирать свой отряд старых партизан. Думаю, что и ты с теми, кто тебя окружает, соберетесь в нашу славную стаю… Для того чтобы я выбрался отсюда, нужно добиться того, чтобы мое имя совершенно не упоминалось в причастности к отряду. Лучше, наоборот, распускать слухи о моем отказе вступать в дальневосточные организации, о моей перемене фронта».

Содержание третьего письма, адресованного Казакову, с которым Анненков познакомил Денисова, было полной противоположностью двум первым. Главе «Богоявленского братства» атаман писал о своем нежелании вступать в армию Чжан Цзолина, отходе от борьбы с Советами и вообще от политики.

Это было тонко рассчитанное письмо. Всякое могло случиться: Черкашин как курьер не внушал Анненкову особого доверия. Любитель спиртного, он мог затерять письма, а мог и перепродать. Третье письмо в таком случае стало бы для атамана спасительной лазейкой.