Александр Солженицын - Архипелаг ГУЛАГ. 1918-1956 - Опыт художественного исследования. Т. 1

Ещё из его вельможных чудачеств: с начальником своей охраны Кузнецовым переодевался в штатское, шёл по Москве пешком и по прихоти делал подачки из чекистских оперативных сумм. Подаяние на облегчение души?

А в Восточной — не слышно, значит, перековались, ценят их на государственной службе.

КПЗ (ДПЗ) — Камеры (Дом) предварительного заключения. То есть, не там, где отбывают срок, а где проходят следствие.

А точней: 156 х 209 см. Откуда это известно? Это торжество инженерного расчёта и сильной души, не сломленной Сухановкой, — это посчитал Александр Долган. Он не давал себе сойти с ума и пасть духом, для того старался больше считать. В Лефортове он считал шаги, переводил их на километры, по карте вспоминал, сколько километров от Москвы до границы, сколько потом через всю Европу, сколько через весь Атлантический океан. Он имел такой стимул: мысленно вернуться домой в Америку; и за год лефортовской одиночки спустился на дно Атлантики, как его взяли в Сухановку. Здесь, понимая, что мало кто об этой тюрьме расскажет (наш рассказ — весь от него), он изобретал, как ему вымерить камеру. На дне тюремной миски он прочел дробь 10/22 и догадался, что «10» означает диаметр дна, а «22» — диаметр развала. Затем он из полотенца вытянул ниточку, сделал метр и так всё замерил. Потом он стал изобретать, как можно спать стоя, упершись коленом в стулик и чтоб надзирателю казалось, что глаза твои открыты. Изобрёл — и только поэтому не сошёл с ума. (Рюмин держал его месяц на бессоннице.)

Если в Большом Доме в ленинградскую блокаду — то, может быть и людоедов: кто ел человечину, торговал человеческой печенью из прозекторской. Их почему-то держали в МГБ вместе с политическими.

Я робею сказать, но перед семидесятыми годами века и те и другие как будто выступают вновь. Это удивительно. На это почти и нельзя было надеяться.

Внутренняя тюрьма — то есть, собственно ГБ.

Излюбленный мотив Сталина: каждому арестованному однопартийцу (и вообще бывшему революционеру) приписывать службу в царской охранке. От нестерпимой подозрительности? Или… по внутреннему чувству?… по аналогии?…

Большой прорез в двери камеры, отпадающий в столик. Через него разговаривают, выдают пищу и предлагают подписываться на тюремных бумагах.

В моё время это слово уже сильно распространилось. Говорили, что это пошло от надзирателей-украинцев: "стой, та нэ вэртухайсь!" Но уместно вспомнить и английское «тюремщик» — turnkеу — "верти ключ". Может быть и у нас вертухай — тот, кто вертит ключ?

Достался этому обществу неравнодушный к крови кусочек московской земли: пересеча Фуркасовский, близ дома Ростопчина, растерзан был в 1812 неповинный Верещагин, а по ту сторону улицы Большой Лубянки жила (и убивала крепостных) душегубица Салтычиха. ("По Москве", под ред. Н. А. Гейнике и др., Изд-во. Сабашниковых, М., 1917, стр. 231)

Эту конвенцию мы признали только в 1955 году.

В 1974 ("Русская мысль", 27.6) один бывший зэк свидетельствовал, что Юрий получил 25 лет лагерей и отбывал их на Сахалине, на 505-й стройке.

Впопыхах Февральской революции радикальный журналист Эр. Печерский ("Раннее утро", 7 марта 1917) хвастался, как, сидя в московском Охранном отделении, он день за днём из камеры через глазок наблюдал всю жизнь отделения. Это он пугал нас ужасами Охранки, а значит: даже наружного щитка на глазке не было.

ассказывал, как тучный Щербаков, приезжая в своё Информбюро, не любил видеть людей, и из комнат, через которые он должен был проходить, сотрудники все выметались. Кряхтя от жирности, он нагибался и отворачивал угол ковра. И горе было всему Информбюро, если там обнаруживалась пыль.

С той малой ошибкой, что спутал шофёра с ездоком, вещий старик почти ведь и не ошибся!

Когда меня знакомили с Хрущёвым в 1962 году, у меня язык чесался сказать: "Никита Сергеевич! А у нас ведь с вами общий знакомый есть." Но я сказал ему другую, более нужную фразу, от бывших арестантов.

Умножатся честные книги о войне — и никто не назовёт правительства Сталина иначе как правительством безумия и измены.

Один из главных военных преступников, бывший начальник Разведывательного Управления РККА, генерал-полковник Голиков теперь руководил заманом и заглотом репатриированных.