Николай Фомичев - Во имя истины и добродетели [Сократ. Повесть-легенда]

«Слава богам, пришел конец кровопролитию в Афинах!» — радовались афиняне; простаки же, увидев в том заслугу своего вождя, прославляли доброту его души. И мало кто знал из сограждан, что умиротворение Анита исходит не из добродетели его, а из трезвого расчета — подольше насладиться властью, ибо Спарта, глаз не спускавшая с Афин, узнай она о расправе над олигархами, сейчас бы свергла народовластие…

И, владея множеством кожевен, которые ему вернул народ, будучи богат, Анит, подлаживаясь к беднякам, ходил в простом, суровой ткани хитоне, речи свои уснащал простонародными выражениями, многих бедняков знал в лицо и по имени. Запросто расхаживал по агоре, заглядывая на базар, останавливался поболтать с народом, расспрашивал знакомых о семье, здоровье, а, задабривая нищих и голодных, расплодившихся в войну во множестве, распорядился выставить для них у пританея [151] Общественное здание, где заседали (и кормились за счет государства) пританы. котлы с горячей похлебкой, которой, бывало, и сам не гнушался отведать черпак, говоря для очереди бедняков: «Неплохо! Совсем неплохо».

Страждущих он успокаивал щедрыми посулами скорых перемен к богатой, сытой жизни, а пока что выдавал по жребию пособия нуждающимся, и те, кому посчастливилось выиграть вспоможение, кричали: «Слава Аниту!»

И пока Анит задабривал простолюдинов похлебкой, подачками и сладкими речами, демократы-богачи, в войну набившие себе карманы поставками оружия и снаряжения для войск и кораблей, все больше богатели на базарной спекуляции продуктами, и в то время как простой народ бедствовал, едва сводя концы с концами, богатеи в окружении прислужников-рабов жирели в роскоши и удовольствиях; и снова расцветал порок, и падала вера в богов у сограждан…

Но видел, замечал Сократ, как вместо пошатнувшейся веры в божественные установления пробуждается у афинян, особенно из молодежи, стремление найти источник всех несчастий и неравенства в Афинах; и устремился к страждущим, дабы вместе с ними в нескончаемых беседах о добре и зле, невежестве и знании, красоте и безобразии стараться в меру сил своих просвещать умы сограждан…

И, прослышав о Сократовых беседах, шли к нему на выучку все новые из любознательных: Гермоген, Аристодем, Федон, Критобул и самый юный из учеников Сократа Аполлодор, а также и другие; а за ними следом хлынули в Афины изгнанные прежде софисты, предлагая всем желающим уроки красноречия за плату.

И, научаясь мыслить по-сократовски, стремились подражать ему ученики и в добронравии, и поэтому ссор между ними не было; когда же постаревший и седой, но все еще горячий Эсхин поссорился с Критобулом, а кто-то посторонний, желая укорить Эсхина, спросил его: «Куда же девалась ваша дружба с Критобулом?», то Эсхин ответил: «Она спит, но я разбужу ее», и, отправившись к Критобулу, спросил: «Неужели ты считаешь меня таким жалким и неисправимым, что я в твоих глазах не заслуживаю даже вразумления?» — «Нет ничего удивительного, — ответил ему Критобул, — что именно ты, стоящий выше меня во всех отношениях, первым понял и в этом случае, как надо поступить». И ссоры как не бывало.

С великой любовью к Сократу вкушали общение с ним ученики его, и даже те, кто по какой-либо причине отходил от учителя, не забывали его. И когда случилось киренянину Аристиппу, расставшись с Сократом, заработать в чужеземных городах кучу денег за уроки красноречия, то в подарок учителю прислал он двадцать мин [152] Мина — довольно крупная денежная единица, приравнивалась к 100 драхмам, тогда как стоимость быка во времена Сократа составляла 50 драхм. . Да только Сократ, сказав, что даймоний его запрещает ему принимать эти деньги, отослал их обратно, несмотря на брань и слезы Ксантиппы, которой надоела вечная в доме нужда.

…Как-то раз шел Сократ по городу и, встретив в переулке приятного собой и скромного по виду молодого человека с живым, любознательным взглядом, загородил ему дорогу посохом и спросил:

— Не скажешь ли ты, любезный юноша, куда следует пойти за мукой и маслом?

И юноша бойко ответил:

— На рынок, конечно!

— А за мудростью? — спросил лукаво Сократ.

И удивленный юноша не нашел что сказать.

— Ступай за мной, я покажу, — пообещал Сократ и привел к своим друзьям нового ученика, Ксенофонта [153] Впоследствии великого историка древности, кроме исторических и философских сочинений, написавшего воспоминания о Сократе. .

А вскоре обрел Сократ другого юношу-ученика, Аристокла по прозвищу Платон [154] Впоследствии крупнейший представитель античного идеализма. , что значит «широкий» и встрече этой предшествовал сон Сократа, что будто сел ему на грудь птенец священной птицы лебедя и, вдруг покрывшись перьями, взлетел под небеса с дивным пением. И, проснувшись, все недоумевал Сократ, к чему бы этот сон, а на следующий день у театра Диониса, где он беседовал с друзьями, подошел к нему Платон, и, поговорив с ним, Сократ вдруг вспомнил сон и сказал Притону: «Вот он, мой лебедь!»