Николай Фомичев - Во имя истины и добродетели [Сократ. Повесть-легенда]

— А ну, сейчас же новый хитон надень! Через город пойдем. Пусть видят в тебе парня достойного, а не рвань-голытьбу, как твой непутевый отец!

Алкивиад же, поглядывая на Ксантиппу, беззвучно смеялся.

И, собрав в корзину все необходимое, спросила Ксантиппа, метнув на мужа взгляд своих черных, сверкающих глаз:

— Ты придешь на подвязку лозы?

— Если не представится дела важнее, — мирно ответил Сократ.

И, выходя с корзиной в руке за Лампроклом, бросила Ксантиппа за калиткой:

— Ладно! Ужо попросишь у меня пожрать, шалопут ты этакий!

И когда Ксантиппа с пасынком ушли, Алкивиад спросил:

— Как ты можешь, Сократ, унижать себя такой сварливой женщиной?

И Сократ сказал, допив молоко:

— Сварливая жена для меня все равно что для тебя норовистые кони: ведь, одолев такого коня, ты легко справляешься с остальными. Так же и я на вздорном нраве Ксантиппы учусь обхождению с норовистыми людьми.

Алкивиад же, вспомнив, зачем он пришел, сказал, похаживая и тщеславно улыбаясь:

— Как бы ты посмотрел, Сократ, если бы я, занявшись государственными делами, предложил избрать себя на какую-либо высшую должность? Ведь из наших архонтов, стратегов песок сыплется, потому-то и не способны они, избавив страну от лишений, вернуть Афинам славу первого города Эллады…

И Сократ сказал:

— Но разве возраст определяет пригодность человека к высшим должностям, а не уменье разумно управлять делами?

— Об этом-то я и хотел спросить тебя, Сократ: что значит уметь разумно управлять делами государства и гожусь ли я для этого?

Сократ же, подумав, сказал:

— Пожалуй, лучше ответить на это словами мифа, который я слышал от софиста Продика, когда в молодости брал у него урок красноречия.

— С радостью тебя послушаю, Сократ, — кивнул Алкивиад.

— Только сядь сперва, ради богов, — попросил его Сократ. — Я не умею говорить, когда передо мной стоят навытяжку, как подданные перед царем…

И когда Алкивиад присел на лавку, опершись на край стола своим могучим, как у Геракла, локтем, Сократ продолжал:

— «Геракл на распутье» — так называется миф. Так вот, когда Геракл, достигнув юношеских лет, спрашивал себя, по какому из путей ему пойти дальше, явились перед ним в образе двух прекрасных женщин Порок и Добродетель, и каждая из них принялась расхваливать свои достоинства, черня свою соперницу. И, выслушав обеих, понял Геракл, что удовольствия порока, хотя они и легко достижимы и на первый взгляд сулят человеку счастье, на самом деле скоротечны и чреваты множеством несчастий для его души и тела; добродетель же — единственно разумный путь для ищущих счастья, ибо она не разрушает, а укрепляет тело идущего по этому пути, а душу его радует благодарностью тех, кому он делает добро. Но есть у добродетели одно большое неудобство: путь этот долог и труден необычайно, ибо требует от человека жить меньше для себя и больше для других, а на такое способен далеко не каждый. И в пояснении того, что добродетельный путь требует еще умения, сказала добродетель-женщина Гераклу вот что: «Из всего, что существует доброго и прекрасного, боги ничего не даруют человеку без забот и труда. Так что если ты, Геракл, желаешь благодетельствовать людям землепашеством, извлекая из него обильную жатву, трудись в поте лица своего на земле; если хочешь получать богатства для людей из стада ты должен заботиться без устали о стадах; если ты стремишься к добродетельной славе во время войны, чтобы нести свободу друзьям и защищать сограждан, ты должен изучать военные науки и упражняться неустанно в их применении; если же ты хочешь заслужить уважение родного города, ты должен благодетельствовать городу: если же мечтаешь о благодарности со стороны Эллады, добро ты должен делать всей Элладе».

И, выслушав Сократа, сказал Алкивиад:

— Клянусь богами, я понял тебя, Сократ! Управление государством должно быть смыслом жизни того, кто к этому стремится, и еще: умению управлять народом нужно учиться так же, как любому другому делу.

— Я бы сказал, более чем какому-либо другому, — поправил Сократ.

Алкивиад же, в возбуждении честолюбивых мыслей стремительно поднявшись, вновь принялся расхаживать перед Сократом, говоря:

— Можешь обвинить меня в нескромности, Сократ, только сдается мне, что боги наделили меня этим умением — управлять людьми. Открылся же мне мой дар вчера, когда сограждане собрались в Толе [117] Тол — правительственное здание. для добровольных пожертвований на восстановление Афин. Пожертвовав крупную сумму и увидев, что другие богатеи не спешат последовать моему примеру, я взорвался и неожиданно для самого себя произнес по этому поводу такую речь, что мне устроили овацию, а число пожертвований и сумма оказались наивысшими за всю историю города. И многие, в восхищении от такого исхода дела, стали упрекать меня за то, что я не добиваюсь государственной должности. Тогда-то, Сократ, я и решил попытать свое счастье на нынешних выборах в стратеги.