Николай Задонский - Смутная пора

Примирение Войиаровского с гетманом, грозившее разрушить все замыслы писаря, сразу изменило его отношение к Мотре.

Орлик догадался, что мир между племянником и дядей устроен проклятой девкой, и понял, какое значение она имеет в жизни Андрия.

Писарь изменил свой план и решил прежде всего разделаться с Мотрей.

Дом, где жил гетман, представлял огромное, похожее на сарай, каменное здание, с верхней деревянной надстройкой. Внизу помещалась кухня и девять комнат, занимаемых гетманом, Мотрей и слугами. Вверху, в двух комнатах, жил Войнаровский. Дом был окружен большим фруктовым садом и находился почти на окраине города.

Однажды вечером, зайдя справиться о здоровье пана гетмана, Орлик застал Мотрю на кухне. Девушка варила яблочное варенье, которое любил крестный.

– Добрый вечер, панночка, – приветливо поздоровался Орлик, войдя в комнату.

– Добрый вечер, пан Орлик, – недружелюбно ответила Мотря, чувствовавшая всегда скрытую неприязнь писаря. – Вы до гетмана?

– До него… Просфорку принес, коя в святом монастыре галацком во здравие благодетеля освящена…

– Гетман спит, пан Орлик. Завтра приходите… – перебила Мотря и отвернулась, не желая продолжать беседу.

Орлик не ушел. Он не спеша достал из кармана просфору, благоговейно поцеловал ее, положил на стол.

– А что, панночка, прошу прощенья, – опять начал Орлик, – не скучаете вы на чужой стороне, по своим родичам?

Мотря почувствовала, что писарь затевает какую-то хитрость, и решила промолчать.

– Я потому говорю, панночка, что жалко мне вашу милость, – вкрадчиво продолжал Орлик. – Покойный родитель ваш Василий. Леонтьевич, царство ему небесное, большой благодетель мне был…

– Уйдите, пан Орлнк… – не выдержала и заволновалась Мотря. – Прошу вас… уйдите…

– Как вашей милости угодно, – писарь взялся за шапку. – Только вы худого не мыслите… Я из жалости к вашей доле сиротской предупредить желал…

– Я не хочу слушать…

– Напрасно. Погибнете в пучине обмана и лжи, прошу прощенья… Обман горек…

– Какой обман? – вздрогнула Мотря.

– Любовь к вашей особе ясновельможного нашего пана гетмана. Мне подлинно все известно… Все суета и томление духа, как истинно сказано в писании, – вздохнул писарь.

– Вы… вы лжете! – растерялась Мотря.

Орлик быстро шагнул к ней, схватил за руку, зашипел:

– Поклянись, что не выдашь меня гетману. Я открою тебе истину…

– Какую истину?

– Душу его… совесть… кровь отца твоего…

– Клянусь, – в ужасе прошептала Мотря, – клянусь богом…

Орлик оглянулся, достал какие-то бумаги.

– Вот, читай… Он потешался над твоей особой… Бумага канцлеру Головкину… Письмо Шафирову… Видишь: рука пана гетмана. Я послал копию… Вот еще, еще…

«Она дура девка»… «поруганная невинность»… «амурный соблазн»… – прыгали строчки в помутневших от слез глазах Мотри.

«Боже мой! И это писалось им тогда… Ужели все его слова и клятвы были ложны? Как он мог… так подло кривить душой? Марать ее честь, ее самое дорогое?»

А голос над ухом продолжает:

– Когда пан судья послал донос, гетман переслал туда твои письма… Уверил, что отец мстит за твою честь… Гетман присвоил все ваши богатства… казнил твоего отца…

– Неправда, нет! Это царь, царь! – дико вскрикивает Мотря.

– Читай… Копия его письма… Он сам требовал казни, не оказал милосердия… Твоя милость тоже повинна в крови страдальца…

– Нет, нет, нет, – безумно твердила Мотря.

Она почувствовала, как силы покидают ее. Дыхание стеснило грудь. Ужас сковал язык. Потеряв сознание, она упала на пол.

Орлик растерялся, стал собирать и прятать по карманам бумаги.

В это время в комнату вошел Андрий.

– Мотря! – крикнул, он, бросаясь к девушке, – Что с тобой? Мотря… Слышишь?

– Печальное событие, – тихо вставил Орлик.

– Какое событие? Что случилось? – повернулся к нему Андрий.

Орлик сообразил: все равно история выйдет теперь наружу, надо доводить дело до конца.

– Обманул вас обоих пан гетман, вот что, – развязно и грубо сказал он.

– Обманул? Дядя?

– Сам разумей… Ее милости ведомо стало, какова любовь его была… Очнется, расскажет… Да и ты через гонор и корысть его гибнешь, изменником стал. Всех нас пан гетман соблазнил… На, прочитай да подумай…

Орлик швырнул Андрию какую-то бумагу и скрылся.

На улице его догнал дикий крик Андрия.

Писарь, творя молитву, спотыкаясь, побежал домой.

Оставленная им бумага была точной копией договора гетмана с королем Лещинским о передаче полякам всей Украины.