Легкий ветер играет ее легким платьем, временами прижимая край его к руке Мигеля. Тот вздрагивает от прикосновения шелка, но не смеет шевельнуться.
Это прекрасные дни, они опадают плавно и мягко, словно благоуханные лепестки цветов, солнце сияет уже не ради урожая в полях, а для двух людей.
Хиролама возвращает Мигелю радость, восторги, жар и пылкость мечты. Робость слов, умиление незавершенным движением руки, которая хотела погладить лицо, да стыдливо замерла на полдороге…
О, прижаться к стеклу окна и увидеть за ним вместо тьмы любимое лицо, коснуться рукой смоляных кос, пылающим полуднем мечтать о ночи, вдыхать аромат дыхания возлюбленной, ощущая, как по жилам вместо крови растекается бесконечное бессмертие, каждое утро умирать, дрожа над каждой секундой, отмеренной для встреч, и возрождаться от надежды, когда спускаются сумерки, — о печаль одиночества, о счастье сближения, о спешка изголодавшегося сердца, опьянение, когда соприкасаются руки и губы…
Город очень скоро узнал о ежедневных встречах Мигеля и Хироламы, и его охватило изумление и негодование.
Под знаком испуга заседает церковный совет.
Необходимо поставить в известность герцога Мендоса.
Архиепископ сам взял на себя трудную задачу.
Герцог Фернандо, выслушав округленные фразы дона Викторио, разрешает дело одним ударом. Он вызывает Хироламу и мать ее, донью Тересу.
Хиролама не уклоняется, не отрицает.
— Я люблю дона Мигеля. Хочу стать его женой. Хочу нести вместе с ним все доброе и злое. Хочу честно делить с ним божию милость.
Удивление. Слова уговоров, предостережений, угроз, просьб, убеждений — слова, слова…
Какая сила заключена в человеческом чувстве! Рядом с ним теряется все, оно торжествует надо всем.
Архиепископ тронут силой любви Хироламы. Вставая, благословляет ее:
— На ваших глазах слезы, донья Хиролама, и я верю, что вы исполняете волю божию. Ваша любовь, быть может, сумеет вернуть дона Мигеля богу и чести. Если это удастся вам, сама пресвятая дева благословит вас.
— Мендоса женятся и выходят замуж только по любви, — произносит герцог.
— Я люблю, люблю его!
— Да будет, дитя мое, по воле твоей.
Обманутые женщины, и те, кто когда-то рассчитывал на Мигеля, и те, кто не был причастен ни к чему непосредственно, — все вне себя от ярости. Пока в несчастье равны были мещанки с дворянками, обольщенные и брошенные доном Мигелем, они могли еще сносить свое горе. Теперь же, когда выигрывает одна, остальные чувствуют себя оплеванными, втоптанными в грязь.
Собираются женщины, сдвигают головы — морщины негодования на лбу, брань, ругательства, проклятия.
— Господи, покарай его за всех нас!
«У херувима» волнение.
Руфина молчит, медленно теребя складки своего платья.
— А что вы скажете, госпожа? — пристают к ней девки.
Она мягко улыбается:
— Я предсказывала ему, что он найдет… И нашел!
— Будет ли счастлива… эта?
— Будет, — говорит Руфина.
— А он?
— Не знаю. Трудно сказать что-либо о нем. Он — как пламя.
Помолчали. Потом одна из проституток заметила:
— Госпожа, у вас слезы на ресницах…
— Вы тоже его любили? — тихо спрашивает другая.
— Вина! — поднимает Руфина голову, заставляя себя принять веселый вид. — Выпьем за здоровье и счастье дона Мигеля!
Огненное старое тинтийо мечет алые и кровавые блики.
Наемники герцога Мендоса разлетелись по городу и окрестностям, оповещая о помолвке герцогини Хироламы с графом Маньяра.
Прекраснейший цветок испанской знати отдаст перед алтарем руку ненавистнейшему из мужей Испании.
Голубка в когтях льва…
Как можно еще верить в бога, если он допускает, чтобы этот бесчестный нечестивец украсил грудь свою столь дивной и добродетельной розой?
Сотни рук украшают дворец Мендоса. Гирлянды желтых и алых цветов. Дворец светится, как кристалл хрусталя, внутрь которого упала сверкающая звезда.
Музыка в зале, в саду. У ворот толпы нищих, слуги наполняют серебром протянутые ладони.
Факелы окружили дворец сплошной цепью, дымя в небеса.
В это время графиня Изабелла де Сандрис велела доложить о себе донье Хироламе.
Вот они, лицом к лицу, их взгляды настороженны, движения сдержанны.
Изабелла рассказывает о страсти своей к Мигелю, приведшей к двойному несчастью: потере чести и смерти отца.
Хиролама находит изысканные, мягкие слова сочувствия.
— Я пришла сюда не для того, чтоб услышать о вашем сочувствии ко мне, но чтобы предостеречь вас от человека, чьи руки в крови.
Читать дальше