Лопухин: Дневник русского добровольца

Но даже потеря двух бронеавтомобилей (второй подбили соседи слева) не остановила противника, пехота упорно шла вперед, не жалея патронов. Мы в долгу не оставались, стреляли, как на полигоне. Летящие в нас пули просто не замечали, по ходу дела перебрасывались словами. Кровь кипела, весь дрожал от возбуждения, ну прямо, как мальчишка. Лишь на расстоянии ста пятидесяти метров противник затормозил и начал неуверенно отступать. Но только после того как наши пули уложили еще с десяток человек, красные бросились в рассыпную. В девятнадцать тридцать (если судить по моим часам) бой прекратился. Мы с 'Дитрихом подобрались к подбитому бронеавтомобилю, обшарили убитых, забрали лишь патроны, личные вещи не тронули (их заберут марокканцы, это уже известно). Поразило лицо "моего" убитого: спокойное, как-будто заснул, совсем молодой парень, лет восемнадцать. Дитрих утверждает, что убитый мной танкист не испанец, скорее всего немец. Я не спорю (вообще не проронил ни одного слова). У нас ходили слухи, что на стороне противника воюют иностранцы (в том числе и наши — русские, Иванов говорил и о советских военнослужащих, и о эмигрантах, принявших сторону красных; я в это мало верю, поверю, когда увижу хотя бы одного собственными глазами).

Неугомонный Санчес, после того как мы с Дитрихом вернулись, сам пошел к подбитой машине и даже залез вовнутрь. Добыл там две бутылки вина, корзинку винограда и банку рыбных консервов. Весьма кстати, ужин вышел на славу.

В девять часов вечера красные вновь активно обстреливали наши окопы из пулеметов, мы ждали ночной атаки, но, видимо, противник так и не рискнул пойти в бой.

Все, спать.

Утром узнал, что противник все же атаковал наши части — на флангах. Но не нашу роту, а соседей, расположившихся в двадцати километрах от нас. Атака была удачной для красных, они сломили сопротивление франкистов (оборону держали недавно мобилизованные крестьяне) и вклинились в наши ряды на два—три километра. Если не удастся их остановить и переломить ситуацию, нам грозят большие неприятности. Красные с нашей стороны не наступают, видимо, ждут известий с флангов. Оттуда доносится ружейно-пулеметная стрельба. Свинцов не появляется вот уже два дня. Мы расстреляли свой боеприпас, и если бы не трофейные патроны, отбивались бы лишь штыками и прикладами.

Приказал подсчитать патроны, по пятьдесят на винтовку, не густо. Еще две гранаты. Всего на пять—десять минут боя. Молю Бога, чтобы красные не активизировались на нашем участке. Тщетно, мои молитвы не услышаны, противник вновь атакует. Я приказал огня не открывать, пока не подойдут вплотную.

Атакуют числом не менее роты, расстояние между наступающими от трех до пяти метров. Воевать научились! Пусть подойдут поближе, ближе, еще, еще, еще...

— Огонь!

Залп из пяти винтовок был удачным: увидел, как упали в пыль четверо, пятый присел, видимо, и его зацепило.

И вновь командую:

— Огонь!

И вновь у противника потери.

Третий залп дать не успели, красные отступают. Их прикрывают два броневика, но огонь нам не опасен, пули уходят выше.

В два часа наконец-то появился Свинцов с двумя бойцами-португальцами. Они доставили обед. Наш капитан сообщил неприятные новости. Противник успешно наступает на флангах, франкисты, неся потери, отступают. Если так дело пойдет, наша рота окажется в мешке. У нас уже есть потери, двое погибших и более десятка раненых, правда — легко.

В три часа дня со стороны противника вновь раздались пулеметные очереди, Свинцов пожелал нам удачи и отправился на позиции соседей.

Теперь в атаку ринулись пять броневиков, за ними шли более сотни пехотинцев, через их голову на наши позиции летели снаряды. Ко мне подполз Черемушкин, я даже забыл о его существовании (он занимал наш крайний фланг, а Иванов — левый). Он сообщил о том, что красные проявляют удивительную активность на его участке. Орудуют лопатами, видимо, готовя позиции для артиллерийских орудий или для танков. Я постарался успокоить Черемушкина, видно было, как он взволнован.

Броневики остановились на расстоянии трехсот метров и бьют, прицельно, по нашим позициям. Санчес пытается бить из винтовки по смотровым щелям, но, по-моему, это пустой трюк. Пехота красных залегла, пыталась окопаться, но тщетно, наши (редкие) выстрелы не позволили им этого сделать. В шестнадцать тридцать приполз один из испанцев, он доставил нам патроны. Вовремя! У нас на винтовку оставалось не более одной обоймы.