АБ МИШЕ - ЧЕРНОВОЙ ВАРИАНТ

<...>

16.04.1944. <...> Вчера вечером... он обнял меня за плечи...

Я просунула руку под его рукой и обхватила его... <...> Он все больше притягивал меня к себе, пока моя голова не склонилась к нему на плечо, а его голова приникла к моей. А когда я минут через пять опять села прямо, он быстро взял мою голову обеими руками и снова привлек меня к себе. Мне было так хорошо, так чудесно, я не могла сказать ни слова, только наслаждаться этой минутой. Он немного неловко погладил меня по щеке, по плечу, играл моими локонами, и мы не шевелились... Я была счастлива, и он, мне кажется, тоже. В половине девятого мы встали, и Петер стал надевать гимнастические туфли, чтобы не топать при обходе дома. Я стояла рядом. Как это вдруг случилось, сама не знаю, но прежде, чем сойти вниз, он поцеловал мои волосы где-то между левой щекой и ухом. Я сбежала вниз без оглядки и... мечтаю о сегодняшнем вечере.

17.04.1944. ...не рассердятся ли мама и папа, что я сижу на диване и целуюсь с мальчиком, причем ему семнадцать лет, а мне еще нет пятнадцати? <...> И что сказали бы мои подружки, если бы узнали, что я лежала в объятиях Петера, у него на плече, мое сердце билось у

него на груди, и его щека прижималась к моей?

...честно говоря, ничего стыдного я в этом не вижу. Мы сидим взаперти, отрезанные от всего мира, в страхе и тревоге... Почему же мы, любя друг друга, должны отдаляться? Зачем нам ждать?.. Почему же мне не послушаться своего сердца, не дать нам обоим счастья [73, с. 146-156,164-176,189-191].

В. ШЕКСПИР (“Ромео и Джульетта”, 3 акт, сад Капулетти):

Д ж у л ь е т т а

О ночь любви, раскинь свой темный полог,

Чтоб укрывающиеся могли

Тайком переглянуться и Ромео

Вошел ко мне неслышим и незрим.

Ведь любящие видят все при свете

Волненьем загорающихся лиц.

Любовь и ночь живут чутьем слепого.

Прабабка в черном, чопорная ночь,

Приди и научи меня забаве,

В которой проигравший в барыше,

А ставка - непорочность двух созданий,

Скрой, как горит стыдом и страхом кровь,

Покамест вдруг она не осмелеет

И не поймет, как чисто все в любви.

Приди же, ночь! Приди, приди Ромео,

Мой день, мой снег, светящийся во тьме,

Как иней на вороньем оперенье! [74, с. 53].

...Ромео и Джульетту взяли 4 августа 1944 года.

Де ВИК (Вестерборк - пересыльный лагерь на пути в смерть):

Я видела Анну Франк и Петера ван Даана каждый день. Они были всегда вместе... Глаза Анны сияли... У нее были такие свободные движения, такой прямой и открытый взгляд, что я говорила себе: “Да ведь она счастлива здесь...” [73, с. 8].

Сад Капулетти в лагере.

Ф. ПИПЕР (концлагерь Освенцим):

В июле 1944 года немцы повесили в Бжезинке поляка Эдварда Галинского, пойманного при попытке к совместному бегству с еврейкой Малей Циметбаум, которую также убили [50, с. 111].

БИБЛИЯ (Книга Песни песней Соломона, 8:6):

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь... [2, с. 629].

С. ЛОЗИНСКИЙ:

[В Швейцарии в 1392 году] еврея, поцеловавшего христианскую девушку, приговорили к позорному столбу в течение трех дней и к пожизненному тюремному заключению, девушку же к пяти годам тюрьмы; даже служанка последней, видевшая издали, как ее госпожа целовалась с евреем, была приговорена к двухлетнему заключению.

Еще суровее наказывалось половое общение между евреями и христианами. По Швабскому Зерцалу [свод немецких законов]... вступившие в половую связь должны быть положены друг на друга и сожжены... <...> По постановлению города Иглау преступников заживо хоронят [46, с. 65].

И. ЭРЕНБУРГ (оккупированный немцами Киев):

...офицер морской пехоты Семен Мазур. В битве под Киевом он был ранен, попал в окружение и, переодевшись, пришел в Киев, где жила его жена. <...>Когда он подходил к своему дому, жена его увидела и закричала “Держите жида!” [14, т. 9, с. 416].

“Держите жида!” - стоп-кадр. Крутнем пленку назад. Не мелькнет ли весенний Киев, тихий парк и - двое... Еще не семья. Еще только сирень - пена сирени, пение сирени, кипение сирени... Аллеи, пронзенные свежестью, солнце сквозь младенческие ладони старых кленов... Томление апреля в морщинах деревьев, томление прогулки, вроде бы случайной, и разговора,

намеренно будничного, ни о чем разговора, вдруг обрубленного паузой, неумышленной и недолгой, но ее как раз хватит, чтобы прижать губы к губам и, отстраняясь, услышать отчетливый лязг капкана.

Чудо замкнувшейся клетки! Она может стать квартирой, прохладной посреди обожженного летом города, бархатно-теплой в зимние дни... Колдует на огне кофейник, шипит, поджариваясь, мясо, топорщится салат на тарелке. Смаковать еду, следить за пузырями в шампанском, забавляться мелким предательством ее улыбки, выдающей щербинку в ровном ряду зубов... Как мягок овал его губ, как обтекают ее шею черные спирали волос, как сгущается пространство, чтобы в сумраке спальни, в шуршании простынь разрядиться воркованием, трепетом, шепотом, стоном, перехватом дыхания, искрами пота и восторженной тихой слезой...