А дело было так.
Петр Николаевич весьма успешно ухаживал за одной дамой из высшего общества. Какое-то время эта дама относилась к нему весьма благосклонно, но затем завела роман с бразильским посланником. Как директору департамента полиции Дурново был подведомствен секретный «черный кабинет», о существовании которого Александр III в свое время узнал от графа Лориса. И вот, подстегиваемый ревностью, Дурново приказал по службе доставлять ему письма этой дамы к бразильскому посланнику.
Письма были настолько красноречивы, что не оставляли никаких сомнений в характере отношений дамы с послом. Взбешенный, Дурново поехал объясняться с дамой своего сердца. Та категорически все отрицала. Тогда Дурново бросил ей в лицо пакет ее писем к посланнику и уехал, неосторожно выпустив письма из своих рук. Дама не преминула пожаловаться своему новому покровителю.
На одном из придворных балов Черевин подвел посланника к государю, и тот рассказал ему всю эту историю. Александр III был возмущен. Он тут же подозвал к себе министра внутренних дел и громко объявил:
– Иван Николаевич! Немедленно убрать прочь этого дурака!..
Провал с директором департамента полиции не был просто частным скандальным делом.
В семейных разговорах император говорил, что революционеры вновь оживились, что они умело используют недовольство крестьян неурожаем, из-за чего голод охватил двадцать губерний, что среди террористов очень много евреев.
– Плеве докладывал еще несколько лет назад о польском террористическом кружке «Самоуправление» в Цюрихе. Но кто руководил им? Некий Исаак Дембо. Господь, верно, наказал его. Когда под Цюрихом он пробовал бомбы, предназначенные мне, ему оторвало обе ноги. А кто был заводилой в кружке Дембо? Сестры Гинсбург…
– Сашка! – задумалась Минни. – А нельзя ли договориться с ними?
– С ними нельзя. Это фанатики, – мрачно отрезал император. – А вот с теми, кто стоит за ними, с банкирами, которые оплачивают их деятельность, пожалуй, можно…
Эта мысль крепко запала в сознании царя.
15
– Сергей Юльевич, я пригласил вас по весьма важному и очень деликатному делу, – начал император разговор со своим новым министром финансов. – Так как я вам положительно доверяю, то хочу, чтобы все услышанное осталось между нами…
Александр III пристально посмотрел на Витте, и тот молча поклонился, отдавая дань высокой для него чести.
Витте полагал, что государь поведет разговор о финансовых делах, и быстро подсчитывал в уме нужные цифры. Бюджет 1892 года был принят им от предшественника с большим дефицитом. Теперь министр намеревался немедля провести крупные реформы в области финансового законодательства, резко расширить казенное хозяйство за счет частного, и прежде всего в железнодорожном деле, столь хорошо ему знакомом, а также в питейной торговле. Но то, что он услышал, в первый момент привело его в состояние растерянности, если не шока.
– Мое непреклонное желание, Сергей Юльевич, раз и навсегда покончить с революционной деятельностью русских евреев, – гулко сказал император. – И здесь я не остановлюсь ни перед какими мерами. Я прошу вас высказать свои соображения по этому вопросу.
Витте задумался. Государь, конечно, знает, что он женат на еврейке. Не потому ли с этим вопросом царь обратился именно к нему? Как угнетенное меньшинство, евреи действительно играли в революционном движении России, да и не только России, совершенно выдающуюся роль. Помедлив, министр финансов ответил:
– Ваше величество! Как самодержец всероссийский вы можете применить к евреям самые крайние полицейские меры. Например, затолкать их обратно за черту оседлости. Или даже повелеть собрать все семь миллионов евреев, проживающих в империи Российской, на берегу Черного моря и всех утопить…
– Ценю ваше остроумие, – перебил его император.
– Но все же, ваше величество, – продолжал Витте, – полицейские меры вряд ли дадут желаемые результаты. Скорее, напротив, приведя в отчаяние еврейство, они лишь усугубят его революционную активность. Что же касается последней меры, – улыбнулся министр финансов, – то она, конечно, несбыточна. Во-первых, я убежден, что вы как христианин никогда бы не пошли на нее. А во-вторых, такая мера губительно отзовется на русском государственном кредите, так как закроет для него иностранные денежные рынки, всецело находящиеся в руках евреев…
Теперь задумался царь. Он вспомнил о петиции в защиту евреев, которую подписали между прочими граф Лев Толстой и философ Владимир Соловьев [170]и которая была оставлена государем без ответа. А затем о том же написали Александру III триста солидных и богатых англичан, прося его не притеснять евреев. Это письмо также не было уважено. И тогда один из крупнейших финансовых воротил – банкир Натаниель Ротшильд – заявил, что отказывается вести финансовые дела с Россией. Триста англичан, состоявшие у него вкладчиками больших денежных сумм, объявили, что если Ротшильд будет иметь дела с Россией, то они заберут свои вклады и разорят его.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу