Петр Краснов - Цареубийцы (1-е марта 1881 года)

— Не слушается старого князя Бисмарка, — буркнул себе под нос старый Разгильдяев.

— Позвольте возразить вам, — сказал Порфирий. Он покраснел и был возбужден. Успех его тройки, а он ощущал его без слов, и выпитое вино кружили голову. Ему было жарко. Мелкие капли блестели на его высоком, переходящем в лысину лбу.

— Пожалуйста. Du choc des opinions jaillit la verite, [3] В спорах истина рождается. (франц.) — сказал Карелин, выбросил монокль из глаза и занялся форелью, положенной ему лакеем на тарелку.

Мой товарищ но Пажескому корпусу Николай Киреев, мой камер-паж Дохтуров, лейб-гусар Раевский и гродненский гусар Андреев едут к Черняеву и Сербию. Такие люди!.. И, конечно, с Высочайшего разрешения.

— Я о том и говорю-с…

— Да ведь это — подвиг, Аким Петрович, самый настоящий подвиг. И я сам сейчас все бросил бы и поехал туда, где бьются братья славяне, если бы не был уверен, что и без того попаду на войну за освобождение славян.

— Эк куда хватил! — сказал сердито Афиноген Ильич. — Да неужели ты думаешь, что мы будем драться за каких-то братушек? Этого только недоставало!..

— Иначе и быть, папа, не может. Если Государь Император разрешил этим доблестнейшим офицерам ехать к Черняеву, значит — Сербская война и Сербская победа угодны Его Величеству… Государь за славян… В «Новом Времени» статья о неудачах и бедствиях сербских дружин заканчивается: «Нет, не выдадим мы нашего Черняева»… Этим не выдадим дышит вся Россия — от последнего мужика до нас, офицеров корпуса колонновожатых. до самого Государя!..

— Н-да-а, — протянул Карелин. — Птица-тройка сорвется, понесет сама не знает куда. В гору, под уклон ли, ей все равно. Хоть в пропасть.

— Нет… Будет война!.. — с убеждением сказал Порфирий и залпом осушил большую рюмку легкого белого вина.

— Какая война? — недовольно сказал Афиноген Ильич, — брось молоть ерунду. Никто ни о какой войне не думает. Сербам прикажут сидеть смирно, а Черняеву вернуться назад.

— Comment, mon colonel, vous volez avoir la guerre? — сказал Гальяр.

— Mais certainment. C’еst notre devoir.

— Vos troupes sont excellentes, mais votre administration et surtout vos trains laissеnt beacoup a desirer. [4] — Как, полковник, вы хотите воевать? — Но само собою разумеется. Это наш долг. — Ваши войска великолепны, но управление ими и особенно снабжение оставляют желать многого. (франц.)

— Смею уверить, mon colonel, опыт 1855-го года не прошел для нас бесследно. С введением всеобщей воинской повинности армия переродилась. Вы не узнаете нашей реформированной и теперь еще перевооружающейся прекрасными скорострельными берданками армии.

— Ну, ну, — сказал Карелин, — достойный похвалы патриотизм. Не забудьте, милый мой, что за Турцией стоит Англия, а возможно, что и Австрия… Перевооружение, о котором вы говорите, еще и не коснулось армии, а только гвардии, кавалерии и стрелковых частей. Обуховские и Пермские клиновые пушки хуже английских и немецких…

— Люблю, когда штатские говорят о военных делах!

— Нам, дипломатам, дано и нужно знать военное дело. Ведь по Клаузевицу, — его, вероятно, вы знаете — война есть продолжение политики. Позвольте нам, прежде чем допустить, начало войны, все взвесить. Сколько раз мы воевали с Турцией. Зачем?.. Форсировать теперь Дунай не возможно. Там, где он узок — Никополь и Рущук, первоклассные крепости, запирают его и при современной артиллерии как вы ими овладеете?.. Там, где крепостей нет, Дунай так широк, глубок и быстер, что представляет из себя непреодолимую преграду. Это признали и немецкие авторитеты.

— Может быть, нарочно, — сказал Фролов.

— Нет, Алексей Герасимович, совсем не нарочно, а из расположения к нашему благородному Государю Императору. Откуда, Порфирий Афиногенович, вы подойдете, наконец, к Дунаю, который не лежит в пределах Российской Империи?

— Подумаешь!.. Сколько трудностей, сколько трудностей, — вздыхая, сказала графиня Лиля.

— Да хотя бы через ту же Сербию, — быстро сказал Порфирий.

— Никогда Австрия этого не позволит. Для нее это — casus belli. [5] Повод начать войну. (лат.) А дальше Балканские горы…

— Да! Балканы, — сказал Афиноген Ильич, — в бытность мою в Берлине говорил мне князь Бисмарк, что немецкое командование считает переход через Балканы для современных армий с их снабжением совершенно невозможным.

— Папа!.. Суворов перешел Альпы…

— Вздор мелешь, Порфирий. У нас нет Суворова.

— Мы его ученики…

— Ну, хорошо!.. Хорошо, — раздражаясь на Порфирия, сказал Карелин. — Допустим, что все у вас прекрасно вышло. Вы орлами перелетели Дунай и Балканы, вы у стен Константинополя… А дальше?..