Пётр Федоренко - Лепта

— Какой сюрприз! Вы ли это? Как кстати! Не поедете с нами сейчас на Везувий? Ах, как я хочу на Везувий!

— Здравствуйте, Мария Владимировна! Охотно поеду. Охотно-с! — Ему тоже вдруг так захотелось на Везувий! С Машенькой!

На террасе виллы при свечах ужинали. Здесь была сама Софья Петровна, Наташа, сестра Марии Владимировны, ради которой семья жила в Италии, потому что у Наташи постоянно болело сердце; приехавший из России старый, совершенно лысый князь Мещерский, скрипач итальянец Росси, две безликие компаньонки Софьи Петровны, которые любили скрипичную музыку. Были еще какие-то люди, которых он видел впервые.

Софья Петровна, нарумяненная, в декольте, с золотом в ушах, на перстах и запястьях, обратилась к князю Мещерскому:

— Вы, вероятно, еще не поднимались на Везувий. Это удивительное ощущение. Я не еду нынче из-за мигрени и очень жалею.

— Я с радостью разделил бы с молодежью удовольствие от этого путешествия, но мне потребуется еще немного времени, чтобы привести себя в порядок после морского вояжа. — Князь стал многословно объяснять Софье Петровне, что хорошо, а что нехорошо в его годы: хорошо, когда мы умеем распределить свои силы, и плохо, когда не умеем…

Софья Петровна, видимо, пожалела, что вызвала на разговор старика, его скрипучий голос еще долго наполнял террасу. И всем скучновато сделалось от этого голоса, только Александр Андреевич не замечал его, он видел и слышал одну Машеньку.

Неожиданно Софья Петровна обратилась к Александру Андреевичу:

— Моншер Иванов, что же ваша картина? Намного продвинулась с той поры, как мы были у вас в Риме?

Александр Андреевич смешался. Она к нему обратилась, тобы отвлечь его от Марии Владимировны… Он ответил уклончиво:

— Я, ваше сиятельство Софья Петровна, делаю все, что могу, но дело мое таково, что всякая быстрота и торопливость помешали бы совершенству картины. Моя цель и задача — совестливое окончание труда. Чтобы по свершению его не стыдно было бы перед богом.

— Вот как… Александр Андреевич, вы так ставите высоко свой труд…

— Высоко ли? Нет. Художник — божий избранник. Сейчас это немногие понимают, но скоро узнают и поймут все, и тогда положение художника переменится.

Софья Петровна с удивлением глядела на Александра Андреевича. Он продолжал:

— Переменится так, что вельможи будут за честь почитать быть с ним вместе.

— Гм-гм, батенька, — проскрипел старый князь и обратился к Софье Петровне: — Что тут у тебя все такие умники собираются?

В это время вошел лакей и доложил, что заказанные для вояжа на Везувий две коляски прибыли.

— Наконец! — воскликнула Мария Владимировна. Тотчас все оживились и заспешили из-за стола…

Александру Андреевичу посчастливилось, ему указали сесть в одну коляску с Марией Владимировной и ее сестрой, которая была очень похожа на Марию Владимировну, такие же тонкие черты, только у нее были темные, почти черные волосы… Сел с ними также скрипач Росси. Теперь можно было беспрепятственно смотреть на Машеньку. Никто не помешает.

Едва тронулись, Росси принялся рассказывать о Везувии, стараясь обратить на себя внимание Марии Владимировны. Она слушала внимательно. Везувий был кузницей хромого бога Вулкана… Росси желал во что бы то ни стало рассмешить Марию Владимировну историей о том, как Вулкан был обманут своей женой Венерой. Александр Андреевич заметил: в этом месте рассказа Мария Владимировна нахмурилась. Он тронул плечо Росси:

— Синьор, пощадите уши девушек. Ваши истории совершенно неуместны…

— Благодарю вас, Александр Андреевич, — поспешила сказать Мария Владимировна и теперь уж обращалась только к нему: — Александр Андреевич, что же, удалось вам решить первый план картины?.. Я так хочу побывать в вашей студии.

Александра Андреевича обожгла радость… Он принялся говорить о состоянии картины, о том, почему никак не может остановиться на образе раба, он говорил, а внутри все пело и звучали Машенькины слова: «Я так хочу побывать в вашей студии». Значит, он ей дорог, она помнит, думает о нем. Неужели и впрямь возможно счастье?

В темноте они подъехали к селению Резина, в котором жил знаменитый проводник на Везувий Сальваторе. Он умел угадывать: большое или малое будет извержение.

Возле дома Сальваторе коляски остановились. Александр Андреевич помог выйти Марии Владимировне и Наташе. Сальваторе, старик могучего сложения, был уже у колясок.

— Сегодня Везувий тихий, — сказал он. У старого Сальваторе было все подготовлено. От его дома поднимались верхом на лошадях и на осликах по тропе, проложенной по лаве между зарослями виноградника. Александр Андреевич все время держался рядом с Марией Владимировной, которая сидела в седле боком и смеялась от удовольствия. Ночное небо и ночное море в свете луны были восхитительны.