Пётр Федоренко - Лепта

Да-а. Всего ожидал Андрей Иванович — выговора, разноса, но это… У него дыхание перехватило. И сердце замерло. Неужели это возможно? Ведь это лучше с моста в воду…

Наконец, Оленин кончил читать. Стало слышно, как горят свечи, потрескивая фитилями, как прошуршала по снегу за окнами повозка… Но эта тишина для Андрея Ивановича была громче грома небесного.

— Такова воля государя императора, — счел нужным повторить Оленин, увидев, что ни Андрей Иванович, ни Пименов никак не придут в себя. — Поверьте, господа, я ничего не смог сделать, как ни желал. Государь непреклонен…

— Я не подам в отставку, — вдруг загремел, перебивая президента, Пименов. — Я не стар, здоров. Если мне бюсты государя и государыни не удались, так всякий художник не может избежать неудач!..

Он поднялся с кресел. Оленин подошел к нему. Он был по грудь высокому Пименову.

— Степан Степанович, зачем же усугублять неприятности? Смирением от государя можно многого достигнуть…

— В отставку не подам! Нет! — решительный и гневный Пименов вышел, не глядя на президента. — Честь имею!

Андрей Иванович молчал. Куда тут бунтовать? Он с трудом удерживался, чтобы слезы не брызнули. За несколько минут рухнуло его благополучие, утратились надежды. Теперь он никогда ничего не напишет. Ему остались… образа.

— Благодарю государя за внимание, за милость, за пенсию, — Андрей Иванович с достоинством поклонился Оленину и вышел, аккуратно прикрыв дверь. Когда шагал к своей квартире, которую должен будет скоро освободить, он испугался, что весть о его беде убьет в чужих краях Александра.

Он тихонько пробрался к себе в мастерскую, присел на диван, сдвинув к подлокотникам палитру и ящик с красками, машинально принялся расстегивать и застегивать фрак. «Что же делать теперь? Что же теперь будет?» — отчаянно пытался он собраться с мыслями.

Ему попал на глаза помещенный над столом рисунок «группы Лаокоона» Гриши Лапченко. Он вспомнил свои рассуждения… Да, Лаокоон не кричал от боли. Но лучше бы закричал, ему бы легче стало…

Что может быть досаднее? Александр мечтал о Риме, спешил в Рим, а перед самым Римом заснул в дилижансе. Путешествие и жизнь на колесах вымотали его. Шутка ли, позади остались Берлин, Дрезден, Вена, Милан, Флоренция с их знаменитыми галереями и храмами, расписанными великими художниками. Все лето ушло на них…

Когда Григорий Лапченко разбудил его уже в Риме, на пьяцца дель Пополо, у него даже слезы навернулись от обиды: проспал! Делать нечего, надо выходить из дилижанса… Каков же он — Вечный город?

Увидеть ничего невозможно. Рядом шумные, в ярких, разноцветных одеждах смуглые, черноволосые люди забрасывают на верх дилижансов узлы и корзины и спешат, обгоняя друг друга, сесть в кареты, а черноглазые торговки, громко выкрикивая что-то, подают вояжерам фрукты, а кучер не по-русски кричит на лошадей или на торговок; торговки белозубо улыбаются, говорят, говорят, а что — поди догадайся. Ничего не понять в певучей, звонкой речи.

Куда идти в этом бурлящем потоке римской толпы, в лесу колонн, обелисков, фонтанов? Как спросить дорогу? Юркие подростки, одетые бог весть во что, подхватили вдруг саквояжи и понесли их, кивком приглашая следовать за ними.

— Куда потащили! Стой!

— Эй, никак наши? — вдруг выделяется в неразличимом гаме чужого языка такое понятное, родное восклицание.

— Братцы!

Кто же это? Какая удача! Неужели сам Орест Адамович Кипренский? {20} 20 Кипренский Орест Адамович (1782—1836) — художник, известен портретами, среди них «А. С. Пушкин». Жил в Италии с 1817 по 1823 год и с 1828 года. Он. Нарядный, праздничный, веселый — «любимец моды легкокрылой» {21} 21 «Любимец моды легкокрылой» — стихи А. С. Пушкина, посвященные О. Кипренскому. . Он совершенно не меняется: каким был в Петербурге лет пять назад, таков и сейчас — молодой, смешливый. Только что во Флоренции, в галерее Уффици, его автопортрет лицезрели. И гордились, что русский художник удостоен чести быть помещенным рядом с Тицианом и Веронезе.