Анри Труайя - Иван Тургенев

После этой уединенной прогулки он возвращался на Пале-Рояль, заходил в кафе, читал газеты, шел в ресторан Вефур пообедать и оттуда спешил в театр. Его видели в Варьете, в Комической опере, в Опере. В пространных письмах к Полине Виардо он рассказывал о спектаклях, деликатно и тактично советовал ей, как строить карьеру. Это были советы сведущего человека. Он из газет все знал о певице, радовался ее успехам и жалел, что не может услышать ее Норму или Ромео. Узнав о том, что она будет петь Ифигению, он посоветовал ей прочитать Гете, чтобы лучше понять роль.

Желая стать ближе к семье Виардо, которая стала почти его семьей, он начал брать уроки испанского и вскоре смог прочитать Кальдерона в подлиннике. Он продолжает интересоваться французской литературой. «Историю Французской революции» Мишле считает шедевром, с восхищением говорит о «Франсуа Найденыше» – последнем «простом, искреннем, захватывающем» романе Жорж Санд. «Ясно видно, – писал он Полине Виардо, – что ей (Жорж Санд) по горло надоели социалисты, коммунисты, пьеры-леру и другие философы, что она ими измучена и с наслаждением погружается в этот источник молодости – искусство простодушное и совершенно земное». (Письмо от 5 (17) января 1848 года.)

Тем временем круг его русских друзей в Париже расширился. Он часто видел Герцена, Огарева, Анненкова и только что приехавшую из Рима семью Тучковых, дочь которых тайно обожала его. «Росту он был почти огромного, широкоплечий; глаза глубокие, задумчивые, темно-серые; волосы у него были тогда (в 1851 году) темные, густые, как помнится, несколько курчавые, с небольшой проседью; улыбка обворожительная, профиль немного груб и резок, но резок барски и прекрасно… Ему было тогда с небольшим тридцать лет». (Константин Леонтьев. «Тургенев в Москве».)

Перед дамами парижского кружка Тургенев представал в разном настроении: он бывал то веселым, то грустным, то разговорчивым, то трагично-молчаливым. Случалось, он переодевался и смешил компанию. Эти перепады в настроении, актерство закончились тем, что охладили молодую Тучкову, которая, повздыхав по нем, с презрением отвернулась. Тургенев же таким образом старался отвлечься от грусти, которая преследовала его. Он страдал оттого, что подолгу не видел Полину Виардо и не находил никого, кто мог бы ее заменить в его сердце.

Между тем Бакунин, который неожиданно приехал в Париж, и Герцен были взволнованы политическими событиями столицы. Чувствовалось начало революции. «Мир находится в родовых схватках, – напишет Тургенев Полине Виардо. – Многие заинтересованы в том, чтобы вызвать у него выкидыш. Посмотрим!» (Письмо от 5 (17) января 1848 года.) Он по привычке держался в стороне от политических страстей. Он знал о событиях из газет; одобрял «реформистов», которые организовывали банкеты, чтобы выразить протест Луи Филиппу, критиковал «фанатичное и контрреволюционное» внедрение Монталамбера в палату пэров, однако в отличие от Герцена и Бакунина не думал о всеобщем восстании, которое потрясет всю страну. Он уехал на несколько дней в Брюссель, когда был свергнут Луи Филипп. В 6 часов утра 26 января 1848 года дверь его номера в гостинице распахнулась и кто-то крикнул: «Франция стала республикой!» «Не веря ушам своим, я вскочил с кровати, выбежал из комнаты. По коридору мчался один из гарсонов гостиницы – и, поочередно раскрывая двери направо и налево, бросал в каждый нумер свое поразительное восклицание. Полчаса спустя я уже был одет, уложил свои вещи – и в тот же день несся по железной дороге в Париж…» (И.С. Тургенев. «Человек в серых очках». Воспоминания о 1848 годе.) Рельсы на границе были разобраны. Пассажиры доехали до Дуэ в повозке. Там они снова смогли сесть в вагон. Все волновались. Большинство присутствовавших с надеждой говорили о справедливом будущем. Лишь один старик вздыхал: «Все потеряно, все потеряно!»

В Париже Тургенев попал в сутолоку и волнение, охватившие улицы. Повсюду развевались трехцветные флаги. Временное правительство, казалось, не могло справиться с народными волнениями. Организовывались кружки. Разразился банковский кризис. Прошла мощная демонстрация рабочих против дня «Меховых шапок» (национальной гвардии). Бурная манифестация перед Учредительным собранием. В этом смятении ликовал только Бакунин. Он, наконец, оказался в своей атмосфере – буре угнетенных масс. Он поселился в казарме с вооруженными рабочими и прославлял кровавую революцию. Его неудержимость обеспокоила Тургенева, который осторожно отдалился от него. В апреле 1848 года Бакунин уехал в Германию готовить восстание рабочих в Дрездене. Был арестован и снова оказался в тюрьме.