Анри Труайя - Оноре де Бальзак

Это завистливое восхищение несколько утешило Оноре, ведь избранница-то не выказала ничего, кроме пренебрежения. Теперь его беспокоило еще и здоровье – он подозревал у себя «гипертрофию сердца». Энергии лишала, конечно, не она, а безразличие Евы, которая не сочла нужным отреагировать на его страдания. Говорит, что боится Парижа. Почему тогда так упорно сопротивляется его приезду в Верховню? Если жить с оглядкой на мнение окружающих, можно потерять счастье. И раз сама Ганская не понимает его, Бальзак обращается к ее дочери и зятю: умоляет замолвить за него словечко, объяснить «государыне», какая будет польза от его пребывания на Украине. «Ваша дорогая матушка пишет мне очень редко и запрещает мне приезжать на Украину. И то, и другое кажется мне лишенным всякого смысла… Я так привык к вам троим, что жизнь мне стала невыносима, ничто не может развлечь меня. Я словно пес без хозяина, который хочет только, чтобы тот был у него». Ему необходимо делить с Евой жизнь, он вновь подумывает обратиться к царю, описать свои несчастья, получить разрешение на натурализацию и, таким образом, право жениться на вдове господина Ганского. Бальзак делится этим замыслом с Анной: «Мой дом мне отвратителен, литература кажется пресной, я сижу сложа руки, когда должен работать. Так у меня возник план продать дом и все барахло… устроиться на Украине учителем французского, танцев и хороших манер… Я бы поехал в Петербург попроситься на службу к Его Величеству, может, в полицию на Украине». Какова доля шутки в этом стремлении к добровольной ссылке? Несомненно, не знает сам. Его гложет одна мысль: бежать из Парижа, сменить воздух, режим, читателей, возродиться в сиянии Ганской. Он готов отказаться от самых своих тиранических, самых дорогостоящих капризов, только бы Ева приняла его в своем русском раю: «Я сделаю все, что вы мне прикажете. Для меня не существуют больше торговцы всякой всячиной, я никогда больше ничего не куплю». Оноре настаивает, что присутствие рядом с Ганской такого мужчины, как он, готового встать на ее защиту при любых обстоятельствах, настоятельная необходимость. Будущее Европы представляется ему трагическим. Худшее из зол – пропаганда коммунистических идей, которые подстрекают народ к бунту: «Я предвижу великие опасности для вас, и мне становится страшно, спрашиваю себя, хватит ли вам времени осуществить все вами задуманное. Полагаю, что пламя распространится быстро… Вы даже представить себе не можете, что такое коммунизм, доктрина, предполагающая перевернуть все вверх дном, поделить все, включая продовольствие и товары, между людьми-братьями. Вы знаете, что я думаю о насилии, но подобные апостолы, готовящие всеобщее потрясение, заслуживают только смерти. Социализм волнует Швейцарию, волнует Германию, он всколыхнет Италию, и мы увидим много всего».

Наконец, под напором Анны и Георга Ганская смягчается: она все еще не говорит «да», но уже не говорит «нет». Ладно, пусть уж приезжает, раз ему так хочется! Бальзак готов подчиниться немедленно, но разом бросить дела не может. Чтобы порвать с Парижем, требуется время. Поверенный Гаво, видя, как Оноре мучается, говорит: «Уезжайте, вы еле живы!» – «Правда, – признается Бальзак Еве, – я невероятно страдаю душевно и физически. Поймите, посреди этой бесконечной роскоши я уже месяц не ел хлеба… Я не в состоянии выудить хотя бы одну мысль, написать хотя бы одну строчку, хотя вовсю стремлюсь работать». Он пытается найти денег на путешествие, обращается к одному, другому. Издатель Ипполит Суверен дает четыре тысячи франков в обмен на вексель, обеспеченный пятнадцатью акциями Северной железной дороги. Бальзак отправляется за визой, но мысленно уже в пути: «Поймите, я увижу вас, вас, – пишет он Ганской, – я буду счастлив как минимум два месяца!.. Только опасаюсь, что уже никогда не уеду, и мы продадим дом на улице Фортюне, чтобы остаться в Павловске, забыв всех и забытые всеми».

Пятого сентября 1847 года он покидает Париж. В преддверии долгого путешествия запасается провизией: галеты, концентрированный кофе, сахар, фаршированный язык, бутылочка анисовой водки. На поезде добирается до Брюсселя, оттуда, тоже поездом, до Кельна. Затем дилижанс до Ганновера, оттуда снова поездом в Берлин. Еще одна ночь в вагоне, и вот уже Бреслау. Затем – Краков. На каждой остановке он убеждается, что имя его знают, и эта известность несколько даже удивляет его, она отрадна и заставляет забыть неприязнь парижских журналистов. После Радзивилова начинает ощущать всю свою значимость, директор таможенной службы генерал Поль Хайкель устраивает в честь него праздник. Поприветствовать писателя, словно он официальный гость, приходят представители местной власти.