Юрий Борев - СТАЛИНИАДА

На могилу приезжала жена с детьми. Дети лопатками выравнивали могилу, мать сидела и плакала.

В верхней части памятника в небольшой овальной выемке был вмонтирован барельеф — лицо в профиль. Кто-то выстрелил в него. Сейчас барельефа нет. Хотя "сын за отца не отвечает", худо быть сыном убийцы миллионов людей. Василий был генералом авиации, а судьба безрадостная и кончина бесславная.

Внук

Летом 1977 года Евгений Яковлевич Джугашвили, майор бронетанковых войск, преподаватель академии говорил во время празднования юбилея Важа Пшавелы в Грузии, что их семью хотели истребить:

Светлане Иосифовне звонили неизвестные, видимо, из бывших репрессированных, и угрожали расправой, поэтому она вынуждена была уехать в Америку;

Василия Иосифовича «довели»; одну из внучек Сталина тоже «довели»: она попала в нервную клинику. Делается даже некоторый намек на политический характер ее госпитализации и излишне смело утверждается: "У нас в роду не было сумасшедших".

Нельзя сказать, что судьба прямых потомков Сталина счастливая. Однако разговоры об их преследованиях — ложь. И если что-то у детей и внуков Сталина неблагополучно, то виной тому не сознательные действия кого-либо, а проклятье самой истории, которое висит над памятью и именем их отца и деда. Потомки, безусловно, ни в чем не виноваты и ни за что не должны отвечать. Однако можно уйти даже от судьбы, но можно ли уйти от кармы? Во всяком случае, зла им никто не желает. А в третьем поколении среди них есть и люди вполне разумные и гуманные.

Посмертный пересмотр дела

В 1956 году Светлова вызвали в МГБ в связи с посмертным пересмотром дела одного из поэтов (кажется, Павла Васильева). Следователь спросил:

— Знали ли вы этого поэта? Что вы можете о нем сказать?

— Знал. Он был хорошим поэтом и настоящим коммунистом.

— Как? Ведь он же был троцкистом и за это посажен.

— Нет, это я был троцкистом, — сказал Светлов. — А он был настоящим коммунистом.

Следователь растерялся, попросил у Светлова пропуск, подписал его и сказал — идите, идите…

Последняя сказка

Теоретик ЛЕФа Сергей Михайлович Третьяков, очень цельный, революционно настроенный человек происходил из. Друг Маяковского и Асеева, он всегда высмеивал их пристрастие к карточной игре. В 1937 году Третьяков был арестован, а в 1939 выбросился в проем тюремной лестницы. В 1956 году Асеева вызвали в высшие судебные инстанции, где шел пересмотр приговора, вынесенного Третьякову. В его деле не оказалось никаких обвинений, доносов, свидетельских показаний, кроме свидетельства самого Третьякова о том, что он был сыном и наследником богатейшего помещика и проиграл все наследственные богатства в карты. После этого он завербовался в иностранные шпионы. Это была последняя сказка, сочиненная писателем.

Третьяков специально сочинял нелепицу, понимая, что он погибает, и оставляя доказательство своей невиновности.

История Аграновой, рассказанная Демченко

Она пришла в камеру в тапочках и спальном халате.

Неделю плакала и молчала. Когда она лежа плакала, прекрасные глаза ее переполнялись слезами, как чаши и слезы бежали через край, но лицо не набухало, а глаза не краснели. Она оставалась прекрасна даже в несчастье. Наконец она заговорила и рассказала свою историю одной из соседок по камере — Демченко.

Она полячка. В гражданскую войну пришла в Россию с армией, помогавшей восставшим крестьянам Галиции. Муж был одним из руководителей этой армии. В начале 30-х годов его по навету расстреляли как польского шпиона. А через год она полюбила Агранова. Он в прошлом был одним из работников секретариата Ленина, позже стал крупным работником ЧК, потом заместителем наркома внутренних дел. В 37 году его арестовали. Уходя, он улыбался и успокаивал ее: это ошибка, разберутся — вернусь. Через несколько дней ей сказали, что она нужна очень срочно и всего на какой-нибудь час, что дело идет о судьбе ее мужа, и она, не одеваясь, в халате и тапочках поехала в тюрьму. Допрос длился сутки. У нее пытались добиться признания в том, что ее муж шпион. Она мужественно переносила мучения. О ее красивое бархатное тело следователь гасил папиросы. Она плакала, но не соглашалась подписать фальшивку.