Аркадий Савеличев - Последний гетман

Обрадованный топот ног, голоса, уносившиеся на звук пира, начавшегося еще с утра. При трех свечах осталась одна сиделка – старушка, души не чаявшая в Великой Княгине. Кирилл думал о судьбе людей ееликих… и в сущности никому не нужных. Интересно, если б он так же лежал, какой-то болезнью распятый, уже не способный подписывать щедрые универсалы, – много ль возле него людишек крутилось? Впервые такое непотребное раздумье нашло. Голос из-за бархатного балдахина попросил:

– Кирилл Григорьевич, подойдите… только не смотрите на меня…

Оказывается, полог и не был задернут – в такой радости убегали женщины – фрейлины и статс-дамы. Сиделка, мало что стара, так была еще и глуха. Барабанных палочек не слышала, когда увидела мужика, то вскричала привычное:

– Чур, чур меня!…

Кирилл поставил зайца на прикроватный столик, шнурком невольно к Екатерине Алексеевне. Укрытая одеялом по самые глаза, она слегка пошевелила вытянувшейся из-под шелка рукой, бледной и совершенно негнущейся. Но палочки все-таки издали солдатски-четкий звук.

– Барабарщик…

Кирилл с ужасом осознал, кого несчастная роженица увидела в безобидной, казалось бы, игрушке… нет, нет!

– Я заменю, я сейчас сбегаю, принесу другую!…

– Не утруждайтесь, мой друг… меня это веселит… Посидев недолго и не зная, как себя вести, он ткнул под бок задремавшую старушку:

– Вы уж тут приглядите, вот в благодарность… – сунул ей денег и скорым шагом вышел из спальни.

Интересно, что подумала старая душа, увидев у кровати роженицы не мужа, – тот до сего времени так и не удосужился навестить…

Зима пролетела незаметно, в пирах, балах, поездках на охоту в братнины Гостилицы, в донесениях с осиротевшей Украины, а потом и в донесениях на Украину, из Петербурга и Москвы. Между всеми хлопотами еще один сынок народился, Андреем назвали – чтоб ленту Андреевскую поскорее получал. Екатерина Ивановна не была Великой Княгиней, но ее при родах окружала истинно княжеская суета. Мужу-гетману и ступить на женскую половину не позволяли, с десяток прислужниц, в том числе сестра Вера и неустанная Душица, дневали и ночевали. Любая Великая Княгиня – не только брошенная мужем и на монастырь обреченная Екатерина Алексеевна – могла бы позавидовать: надышаться не могли, а муженек завалил всякими игрушками-безделушками. Вспомнил и про зайчика-барабанщика, с нарочным велел срочно из Петербурга доставить. Думал, удивит и порадует. Но Екатерина Ивановна, уже совсем оправившаяся и лишь по привычке капризничавшая, мохнатого барабанщика брезгливо оттолкнула:

– Фу, какая гадость!

Можно бы было и обидеться на ее, нарышкинскую, невоспитанность, да к чему? С какой-то грустью вытащил Кирилл барабанщика во двор и зашвырнул через забор в весеннюю грязь. Туда ему и дорога!

Дела были здесь, но дела были и в Москве, в своем родном Петровском, а особливо в Петербурге. Мало Академия, полк Измайловский, так еще и дом новый строился. Хоромы на Мойке были и велики, и украсис-ты, да не по гетманскому же чину. По примеру старшего брата каменный дворец строился; у брата-то целая усадьба, город в городе – со своими садами, оранжереями, теплицами, конюшнями, собачьими дворцами, разряженными в камзолы гайдуками… и целой казачьей сотней, при оружии всенепременном. Словно ждал старший брат каких-то неизбежных перемен, загодя к осаде готовился.

И младший брат готовился, хотя при небольшой охранной свите. Гетману и здесь гетманские знаки требовались. Нева – тот же Днепр, хоть и пошире. По Днепру и Десне, с заплывом на Сейм, под строившийся Батурин, летал у него легкий на весла атаманский катер. Почему бы и здесь подобный катер не завести?..

Собираясь на торжественное заседание Академии наук, перед роспуском на каникулы, он еще не задумывался, кого будет катать на колыхавшемся под гетманским флагом катере. Причален он был перед парадным входом Академии, а гетман приехал в карете, вместе с Великой Княгиней. Дело скучное – заседания, но нельзя же отказать просьбе. Сколько мог, скрасил приезд. Придворные, некоторые измайловцы, статс-дамы, то ли не нашедшие, то ли потерявшие своих кавалеров. Даже иностранные послы, француз и английский интриган Вильяме. Даже попавший в камер-юнкеры молодой Дараган – отнюдь не сынком пьянчуги отца смотрится. Блеск, позолота мундиров, Андреевские и прочие ленты через плечо; нарочито громкие, чтоб могли дойти до ушей, восхищенные шепоты:

– Как она прекрасна!