Аркадий Савеличев - Последний гетман

Императрица соизволила именем экс-гетмана подкрепить «свой первый класс». Армия уже шла в турецкие пределы, генерал Румянцев командирствовал уже не только в Малороссии, но и на берегах Прута, ну а Чрезвычайный-то Совет?..

Он держал Разумовского на коротком поводке, не давая ему возможности удрать в Малороссию. Даже под двойной погребальный перезвон…

Нет, мудра волоокая Государыня! Недооценивает ее попивающий винцо в антикамере разлюбезный Гришенька, недооценивает. От дверей кабинета до антикамеры три пьяненьких шага; от этого дамского предбанника до жаркой баньки -и всего-то шажок, но вроде как конь спотыкается?..

Экс-гетман с сожалением посматривал на развалившегося в кресле Григория Орлова.

Пути Господни неисповедимы, а пути дамские… бабские то бишь?..

Графиня Екатерина отошла в мир иной, но осталась у нее овдовевшая племянница – Софья Осиповна Апраксина. Роду старинного, многоликого, но потрепанного временем. И саму ее потрепало; нестара и немолода, по смерти мужа так же одинока, как и супруг ее покойной тетушки. Что свело их? Бог или черт, все едино – злословили дочери Разумовского. А зря. Племянница самым добрым образом ухаживала за болезной тетушкой, а потом и родича-вдовца утешала, говоря:

– Жить надо, Кирилл, жить.

– Само собой, София. Будем жить, помогая друг дружке.

– Будем, Кирилл. Четверо дочерей у тебя, все фрейлины. Только Прасковьюшка еще и не замужем? Но ведь тоже, глядишь, выскочит. При таком-то приданом, при таком-то именитом батюшке! Не засидится в отцовском доме. Дочери – для мужей своих, когда им об отце думать? Тем более заботиться. При деньгах и при богатстве ты, Кирилл? Что с того? Монах отринутый. А так ли ты стар, дорогой родственничек? Едва за сорок перевалило. Не устоять тебе против женской на-пасти, не устоять… Сказала бы, что мне тетушка перед смертью шепнула, да боюсь, Кирила.

– Чего ж бояться, София. Чай, не съем.

– В том-то и дело. Добряк ты, Кирилл. Я-то не съем, не скушаю, а другие, может, и косточки обгложут…

– Ну, страсти-мордасти. Ты уж не пугай.

– Тебя испугаешь, гетман!

– Бывший, София, бывший…

– Да по характеру-то? Характер не изменился, нет. Воитель! Только против бабской прыти устоишь ли?

– Устою, София, устою.

– Ой, не зарекайся! Сказать ли, что Катерина Ивановна говорила?.. – Она сама себя хотела остановить, но уже не могла. – Она наказывала, смертно наказывала беречь тебя, Кириллушка, беречь и охранительствовать… царство ей небесное!

В таких полудружеских, полусерьезных разговорах и проходили долгие петербургские вечера. По-родственному: Кирилл да София, София да Кирилл. Графинь не было, не было и гетманов. Кто он, что он?..

А днями Софья Осиповна занималась домом. Не спрашивая, надо аль не надо очередное переустройство. Начала она почему-то с женской спальни, в которой было слишком много «всякой дряни», как она выражалась. Да ведь и традиция: дом после умершего непременно очищается от лишних вещей. Обычно разная обувка-одёжка раздается бедным, да пойми, кто беден, кто богат. Новая полновластная хозяйка – а как же иначе назовешь племянницу? – вещами тетушкиными особо не разбрасывалась, просто приказывала слугам все перестирывать-переглаживать. Да аккуратно все в сундуки складывать. Кирилл Григорьевич, никогда не знавший ни числа, ни назначения женских вещей, да и на половине-то женской бывавший только в пору мужских потребностей, – теперь умилялся распорядительности новой хозяйки и спрашивал:

– Да не устала ли ты, Софьюшка? Право, отдохни.

– Отдохну, Кирила, как дом твой захламленный приберу.

Он не примечал ранее никакого хлама, при доброй-то сотне слуг, да ведь хозяйке виднее.

Устроив по-своему женскую спальню, она и мужской занялась. Известно, там больше служили мужики, одетые в ливреи и бархаты. Исключая, конечно, бельишко. Но и при других исключениях непорядки оказались столь велики, что Софья Осиповна решительно повелела:

– Переселяйся-ка ты, мой друг, на женскую половину, пока там маляры, полотеры, стекольщики да всякие прочие делом занимаются.

– А ты-то, Софьюшка? Ты куда?..

– Да уж куда-то, – отвечала она, оправляя кружева. – Небось, не прогонишь?

– С чего ж мне гнать тебя!

– Вот именно, мой друг. В таких хоромах – одной бабенке места не найдется?

Находилось, конечно. А когда уж стало совсем тесно, Софья Осиповна и на мужской половине уголок незанятый сыскала. Непритязательный и такой скромный, что Кирилл Григорьевич искренне озаботился: