Аркадий Савеличев - Последний гетман

Осень наступала уже глубокая, жарко топили печи. От духоты ли, от чего ли еще – совсем растелешился ученик, а еще жарче пылала сонными телесами сбитенщица ли, молочница ли, коя за окном уже давно примелькалась… Рты учительские как раскрылись от удивления и гнева – будто баб трактирных не видывали! – так и не могли закрыться, не зная, то ли караул кричать, то ли за линьком бежать. Может, и сотворили бы что, не прибеги на выручку уже опохмелившийся сержант Прохор. Он-то и понес главную науку:

– А хорош-ши ш-шиши! Дак молоденькие… Когда я молоденькой-то был – ого, сам батюшка Петр от грехов причащал, требовал только: «Ты бомбардируй, Прохор, как след. Если крепость не сдается – с ней что делают?..» Да-а… Само собой, ответствую: «Слушаюсь, господин бомбардир! Рад стараться… бомбардирую!…» То-то. Эка невидаль! Ученье? Оно проспится, поди. Вы, господа адъюнкты, сходите пока в трактир, а я на часах постою, чтобы ненароком его сиятельство не нагрянул. Не дай бог! Мне, старому, под зад, да и вам-то, господа адъюнкты, несладко придется, поди, вытурят, без всякого жа-алованья?..

Так хорошо изъяснил все старый, бывалый сержант, что учителя тихо-тихо убрались прочь, словно тоже были, в чунях. Дойди-ка этакое приключение до ушей его сиятельства!

Ведь как знал старый сержант: именно в этот день, осердившись, видно, на Государыню, вздумалось плохо проснувшемуся камергеру навестить брата. На ком же и сорвать злость, как не на младшеньком?

Как ни заговаривал сержант Прохор беззубым похмельным ртом зубы его сиятельству – не заговорил. Как ни загораживал в низких поклонах дорогу, нарочно пошумливая, – не загородил. Куда там! Что-то почуяло его сиятельство, ринулось в класс – никого, конечно, там не нашло, вышибло ногой двери и одного, и другого учителя – и там пусто, ну уж опосля прямиком в спаленку к младшенькому…

Хоть и осень была, а зимние рамы еще не вставляли – полетели нагишом и братец, и молочница, на лету уже кричавшая:

– Свят, свят, свят!…

– Я в твои годы… сопливый, еще и баб не знал… срачицы подотрите…

Старому сержанту тоже перепало под зад – так и слетел с лестницы к нагишам, пробиравшимся в дом, ведь день-деньской уже был, окрест глазели все. Да под такой голосище:

– Учителя-блюди-муди!…

Кто-то из слуг за адъюнктами сбегал, те ниже ковров стелились, хоть тут его сиятельство не пиналось, просто перешло на малороссийский лад:

– Геть отселя!…

Вынесло адъюнктов-наставников – вместе с переломанным веником, который его сиятельству у порога попался. А еще говорят – веник не переломить! Железные ручищи его в щепы искрошили, пока адъюнкты пластались у порога.

Да отходчив был хоть и старший, но все ж:- брат. Недели не прошло, как ученье продолжалось тем же заведенным порядком. С линьками, линейками, с философией, геометрией, французским и немецким языком, с синяками под глазами у сержанта Прохора, со сбитеныцицами-молочницами, бес их лукавый возьми!…

Кирилл догадывался, что у брата с Государыней все было обговорено о его дальнейшей судьбе. Он уже кое-чему научился, об Англицких островах и о Монсе не спрашивал. Знай раскланивался со всей изящностью, потрясая новехоньким светлым париком. Кто б узнал недавнего пастушонка! Старший брат был доволен, подзатыльниками уже не угощал. Елизавета смеялась:

– Гляди-ка, истый царедворец!

Что-то даже вроде ревности у Алексея появилось. Попивая венгерское, шутил:

– Чего доброго, вместо меня в фавор пойдет! Кирилл снова был допущен ко двору, Елизавета пристально на него посматривала, что-то соображая.

– Надо ему к Фридриху прокатиться, – наконец высказала свое соображение.

– Диплома-ат… хоть куда! – поехидничал старший брат.

– Полюбезнее, полюбезнее, – осадила Елизавета. – А ну как дальше тебя пойдет? Если ученье будет впрок. Разговор такой не впервые происходил. Вроде бы ясный для всех, а вроде и недоговоренный. Елизавета трудно свои мысли в единую косицу собирала, но раз уж собрала – круто царской гребенкой зашпилила:

– Отправляй. Неча ему тут паркеты отирать.

Речь шла о заграничных университетах. Догадывался Кирилл, что и покруче у брата с Государыней было завязано, да что-то не могли поделить – то ли расставанье, то ли будущую встречу. Брат Кирилла кивком за двери выслал, а на другой день с утра Ададурова призвал. Делая все обстоятельно и продуманно. Одно сказал:

– Мы с Государыней порешили: по письменной инструкции тебе за границей жить. Пользы для.