Георгий Гулиа - Сулла

Красс прошел вперед и прямиком направился к Сулле, вежливо прокладывая себе дорогу.

– Привет тебе, Сулла! – сказал громко Красс, поднимая правую руку.

Сулла наконец взглянул на него, кивнул и снова уставился в пол, точнее, себе под ноги. В комнате стало совсем тихо.

– Сулла, – сказал Красс, обращаясь не столько к Сулле, сколько к окружающим, – я должен задать один вопрос.

Сулла медленно поднял голову. Глаза его ярко голубели не то во гневе, не то в равнодушном презрении.

– Говори, – сказал он тихо, почти не двигая губами.

– Что происходит? – Красс указал на дверь, откуда появился только что.

– А что? – удивился Сулла.

Никто не проронил ни слова. Никто не вздохнул, никто не закашлялся. Стояла необычная напряженнейшая тишина. Красс прошелся быстрым взглядом по Долабелле, Торквату, Помпею, Фронтану, легату Руфу, маркитантам Африкану и Оппию, Гибриду, брату Суллы – Сервию и по его сыновьям – Публию и Сервию, по Лукуллу, Сервилию, зятю Суллы – Квинту Помпею Руфу и, наконец, по тишайшему на людях Эпикеду.

Этот беглый смотр не принес никаких особых результатов: все стояли словно каменные. Все словно воды в рот набрали.

Красс сказал:

– Я едва прошел сюда. Меня опрашивали так, точно я попал во вражеский лагерь. Если подобным образом поступили только со мною, то прошу объяснить, в чем дело. Если со всеми обошлись точно так же – тем более прошу объяснить, что здесь происходит?

– Ты взволнован, Красс, – сухо определил Сулла.

– Да, Сулла, взволнован.

– И напрасно…

Голос у проконсула казался безумно усталым. Говорил он тихо, вяло. Не пытаясь даже сделать над собою усилие, чтобы его услышали. Услышат – услышат. А нет – не надо. Не суть это важно…

– Что? – переспросил Красс.

– И напрасно, – повторил Сулла.

– Нет, – возразил Красс, – не напрасно. Разве ты трусишь, когда завоевана полная победа? Когда уже крепко держим власть в своих руках, а мы – с тобою?

Красс продолжал свои упреки. Он не понимал, к чему это унижение? Если имеется в виду плебейский род Красса, то род его не так уж беден. К тому же – уважаемый во всем Лациуме… Вот так!

Сулла не слушал. Исподлобья наблюдал за Долабеллой, скрестившим на груди руки, за Торкватом, прислонившим затылок к белоснежной колонне, за Помпеем и Фронтаном, потупившими взоры, за Руфом и маркитантами, не выражавшими ровным счетом ничего на своих физиономиях, за мрачным Бальбом и за тупым Децимом и своими недалекими родственничками. А этот Сервилий чему-то тайно улыбался. Едва заметно. Эпикед тоже примечал все. Подобно своему хозяину…

– К чему так длинно? – обронил Сулла. – Я должен охранять всех вас. Как добрый хозяин. И вас, и себя. – Он подчеркнул: – И вас.

Сулла глянул куда-то назад. Точно оттуда грозила беда. Красс развел руками. Ему нечего было возразить.

– О вас пекусь, – жестко, словно бы с огромным усилием выговорил Сулла.

И повернулся ко всем спиной.

Прошло несколько минут, в течение которых и хозяин и гости молча стояли на своих местах.

– О вас, – глухо повторил Сулла.

И все вздохнули свободно. Кроме Красса. Он продолжал недоумевать. Потому что ничего похожего на то, что увидел здесь нынче вечером, он никогда не видел. Не имело смысла дольше затягивать этот малоприятный разговор, но вернуться к этой теме когда-нибудь в будущем следует. Так решил Марк Лициний Красс…

Сулла пригласил гостей в таблинум коротким взмахом руки.

Это была огромная комната с книгохранилищем. Свитки папирусные, пергаменты и вощеные дощечки занимали чуть ли не половину помещения. Прекрасный стол, тонко инкрустированный черным и красным деревом, стоял в глубине комнаты. Кресла – одинарные и двойные – были обиты вавилонскими шелками, специально сотканными для обивки. Золото, серебро, бронза украшали стол: то это были хранилища для стила, то для чернил, то для пергамента, то для зубочисток. Небольшая шкатулка, украшенная смарагдом, служила футляром для набора финикийских глазных кристалликов: с их помощью улучшалось зрение и увеличивались предметы. А уж о светильниках нечего и говорить: они сплошь из золота, слоновой кости, ножки – из черного дерева. Ассирийские толщенные ковры, устилавшие изразцовый пол, поглощали малейший шум шагов.

– У этого купчишки недурной был вкус, – сказал Помпей. – Где он сейчас?

Сулла недолюбливал Помпея еще больше, чем Красса. Этот на все имеет свое мнение, что в конце концов можно пережить, наплевав на все его мнения. Дело в том, что и внешне мало уважителен. Одно дело – мнение, которое держишь про себя, и совсем другое то, что выставляешь напоказ. Едва ли тут дело обойдется без крупной ссоры…