Влад Йовицэ - Дмитрий Кантемир

Кантемир в знак благодарности приложил руку к груди.

– Ничем!

– Как? – вспыхнул Раис-эфенди. – Я, перед кем открыты все двери во дворце султана, ничем не могу помочь тебе – своему лучшему другу?

– Ну что ж, – улыбнулся Кантемир, – если тебе так хочется мне помочь… помоги мне занять молдавский престол!

– У великих людей великие помыслы, – сказал после длительной паузы Раис-эфенди. – А великие помыслы требуют больших денег.

– Знаю. У меня их нет и не будет.

– Да… Мне очень жаль, но ты прав. Я в самом деле ничем не могу тебе помочь, – грустно произнес Раис-эфенди.

– И все-таки можешь… Если захочешь. – Кантемир обвел взглядом лужайку. Слуги убирали шелковые шатры, привязывали возбужденных собак, навьючивали на мулов охотничьи трофеи. – Скажи, вон тот человек в белом тюрбане и вишневом плаще… тот, что садится на белоногого коня… Ты его знаешь?

– Крымский хан? Как мне не знать его! Он такой же добрый мой друг, как и ты.

– И он приехал сюда из Крыма только затем, чтобы поохотиться?

– Человек, обладающий таким могуществом, может позволить себе маленькое развлечение.

– Оставь, Раис-эфенди! Не маленькие развлечения привели хана в Стамбул, а большие заботы… О будущей войне с Россией.

– Даже это известно тебе, Кантемир-бей! – покачал головой Раис-эфенди.

– Это, и не только это, – ответил Кантемир, поднимаясь с ковра, – Мне известно и то, о чем говорили вчера в диване. Весной Блистательная Порта порвет мир с Россией. Русский царь снимет осаду Риги и со всеми своими войсками двинется к Днестру. Великий везирь поведет войска султана к Дунаю. Там везирь соединится с Крымским ханом. Их объединенные силы должны составить около трехсот тысяч человек. Пушек у них будет более четырехсот. Вы говорили в диване и о лошадях, верблюдах, о повозках. Подсчитали, сколько понадобится бочек с порохом. Не забыли и о провианте для войск, о подковах и гвоздях для коней. Все вы обговорили, Раис-эфенди, кроме одного. Вы забыли, где вам придется воевать. А воевать вам придется в Молдавии. Молдавия же не готова к войне. Ее крепости разрушены. Дороги разбиты. Села обезлюдели. Крестьяне, что еще остались в селах, до нитки обобраны боярами и господарем. Маврокордат, господарь Молдавии, – грек. Пришелец, не знающий ни слова по-молдавски. О его беспримерной лени говорит весь Стамбул… Вот и скажи мне теперь, Раис-эфенди, может ли столь «достойный» правитель за столь короткий срок подготовить страну к войне?

Раис-эфенди, внимательно слушавший Кантемира, встал, посмотрел на собеседника и сказал:

– Я ошибся, Кантемир-бей! Человек с таким умом не нуждается в деньгах.

Солнце клонилось к закату. Инжирная роща погрузилась в тень. В прохладу рощи сбегала с горы дорога. Всадники, покачивавшиеся на чистокровных арабских скакунах, были оживлённы. Фазаны и куропатки, привязанные к седельным лукам, красноречиво свидетельствовали о том, что охота была поистине царской.

Только Девлет-Гирей, хан Крымский, был мрачен. Не охота была тому причиной. Рядом с ним ехал на коне Раис-эфенди, и от его слов все больше хмурилось обветренное лицо хана.

– Когда начнется война с русскими, – говорил Раис-эфенди, – они сразу двинутся на тебя, хан. На тебя и на Маврокордата. Можешь ты на него положиться?

Услышав имя Маврокордата, хан презрительно поморщился.

– Раис-эфенди! – сказал он. – Если бы Порта не рождала столь мудрых мужей, как ты, она бы давно уже стала добычей шакалов! – И, пришпорив белоногого скакуна, ускакал вперед.

Всадники поспешно освобождали дорогу Крымскому хану, сворачивая на обочину, под ветви смоковниц.

– Мы ослы! – начал хан, догнав муфтия. – Ослы, достойные презрения гяуров!..

– Почему, хан? – спросил муфтий, стряхивая дремоту.

– Вчера в диване мы полдня толковали о подковах…

– Толковали, хан. Неподкованный конь – не конь.

– И еще полдня – о гвоздях…

– Да, хан, и о гвоздях. Подкова без гвоздей – не подкова.

Тонкий, тягучий голос муфтия, его безбородое лицо раздражали хана.

– А я хочу говорить, муфтий, – сказал он нетерпеливо, – о том, о чем вчера в диване не говорилось. Я хочу говорить о…

– О том, что говорится или не говорится в диване, – прервал его муфтий, – громко не говорят. Наклонись ко мне и скажи на ухо.

Девлет-Гирей придержал норовистого коня, гневно взглянул на муфтия сверху вниз и, согнув свой мощный стан, зашептал что-то в ухо, выглядывающее из-под тюрбана.

Выслушав, муфтий кинулся догонять везиря. Приблизившись к нему, он приподнялся в седле – везирь был намного выше его.