Николай Задорнов - Симода

Кикути тут же, держа шляпу в руках, переминался с ноги на ногу.

Адмирал уже предупреждал офицеров, чтобы по приглашению благонадежных японцев и под их ответственность людей отпускать на праздник с унтер-офицерами или под наблюдением более солидных матросов и пожилых. А молодых крепко держать в лагере и не выпускать, а заниматься с ними священнику.

Алексей пришел в дом при храме, быстро прошел через коридор и, открыв дверь, увидел, что Оюки сидит у него в комнате и плачет.

– Что с вами, Оюки? Оюки...

Она хотела показать, как ей тяжело, но когда Ареса-сан вошел, на самом деле горько расплакалась.

– Оюки! Оюки! – нагнулся он.

Она, блестя слезами на широко раскрытых глазах, заговорила с обидой, что у всех праздник, а у нее нет праздника, у нее очень болит сердце.

– Ну, знаете, Оюки, зачем капризы? Зачем напрасно?

– Нету напрасно! – с жаром воскликнула она. У нее такой вид, словно готова кинуться на шею. – Разве я хуже других? Зачем это западное уважение? Зачем и для чего мне учиться западным паукам? Зачем мне эта почтительность? Я знаю, вы скажете, это не западный обычай! Ничего подобного! Я не маленькая! Это вы меня, Ареса-сан, не считаете красивой... – И воскликнула по-русски: – Нету напрасно!

Алексей готов был уступить. Лицо ее в слезах, столько чувства, такая живость, выразительность глаз. Ему льстило в душе ее признание. И это умница Оюки, которая всем казалась недоступной простушкой и вдруг сочинила целый сюжет с петухами... Только Сюрюкети-сан возмущен: мол, какая недотрога, подумаешь!

Оюки много думала. Она уверена, что у Ареса-сан, конечно, есть на родине любовь. И не одна. И все его любят горячо. Все картинки, которые он показывал, изображали молодых и прекрасных женщин: наездница в цирке, девушка с ружьем на баррикадах, танцовщица в кабаре, леди на балу, светская барышня танцует вальс с молодым кавалером. Это, конечно, все он. И все они – влюбленные в него. Они открывают грудь и показывают ему плечи. Это за него они, как европейские женщины, сражаются с ружьем на баррикадах, и спешат к нему на копях, и танцуют только перед ним. Вот какая память у него о западных женщинах! Это мучительно! А ей нет места среди них. Уничтожаешь себя, когда так горячо думаешь и так ярко все воображаешь...

– Это все ты? – спрашивала она, плача и показывая картинки.

– Нет, это не я! Оюки, я уже говорил вам, что это не я.

– Ах, Ареса-сан... любой японец не стал бы разводить такие сантименты. Зачем переживания, когда я готова быть с тобой и я не хочу слушаться отца и не хочу идти к Сюрюкети-сан – потомку русского императора. И отец уехал по торговым делам!

Алеша хотел обнять ее.

– Но я ни за что тебе не отдамся, если ты меня не любишь! – воскликнула Оюки-сан. Огромные глаза ее от гнева были еще больше и блестели, как у дьявола, а волосы на вид стали еще гуще и пышнее. – Это еще хуже! Выпросить себе ласку? Нет!

Оюки понимала прекрасно, что Сибирцев красив среди всех народов одинаково. А это значит – его любят женщины и он их вспоминает и скучает. Она ревновала и приходила в ярость.

– Погоди, я тебе сыграю на гитаре и спою цыганский романс, – сказал Алексей.

«Я тоже буду искусно играть, как западные женщины...» Оюки взяла себя в руки.

– Я только учиться, Ареса...

– Учиться – пожалуй. Но завтра Новый год. Син нэн... Анота ни.

– Нету Син нэн... Оюки нету Син нэн... Оюки читать...

– Хорошо...

Очень жаль ее. А как хороша, когда встала в полный рост. Как гибко перегнулась, кланяясь и грациозно отступая, припала в дверях, чуть не касаясь пыльного пола в глубоком поклоне, и исчезла...

Это чудо красоты... Алексей почувствовал, что и она ему далеко не безразлична.

– Вы ее не щадите, Алексей Николаевич, – раздался за перегородкой голос этого глупца Зеленого, – что вы с ней церемонитесь! Будьте с ней беспощадны.

Зашли Урусов и Лазарев и за ними Зеленой.

– Она без вас часто в вашей комнате сидела. Знаете, Алеша, дайте Сюрюкети-сан сто золотых бу, и она ваша...

– Да я вам и так ее отдам, тем более что она в вас влюблена! – сказал Урусов. – Но знайте, Алексей Николаевич, что это прехитрейшая девчонка и с большим характером, недотрога ужасная... Какого бы мужчину на рисунке она ни увидела, говорит: «Это Ареса-сан».

– Они не умеют различать европейских лиц друг от друга. Мы кажемся ей на одно лицо. Как и мы путаем всех китайцев и японцев, вот и ей это кажется...